Малышка его мечты (СИ)

От волнения у меня на несколько минут прошла дурнота, либо я просто перестала замечать это. Как мне хотелось поцеловать Михаила, но в такой момент это было бы глупым решением. Если бы меня снова начало тошнить в такой момент, я бы не пережила такого позора.

Вместо того чтобы думать о спасении лодки и об опасности, что нас подстерегала, я переживала за свой внешний вид. Это беспокоило куда сильнее. Я уже несколько раз почистила зубы и умылась, но все равно чувствовала себя неловко.

— Ты спас меня от унылой, предсказуемой жизни, — призналась я. — Что меня ждало в родном поселке?

— Ты могла бы встретить парня, которого полюбила бы. Выйти замуж, родить детей. И жить, как в сказке: долго и счастливо.

Я покачала головой и мысленно призналась: никакого «долго и счастливо» без тебя быть не может. Влюбиться так сильно второй раз невозможно. Но вслух произнесла другое:

— Скорее я так и осталась бы прислугой в собственном доме. Стала работать на ферме, а по вечерам готовить для отца, стирать, убираться. Небольшие перерывы у меня были бы лишь в то время, пока отец занимался в мастерской.

Михаил рассмеялся. Так громогласно, что я испугалась.

Мне причина его веселья была непонятна. Я хлопала глазами, наблюдая за тем, как насмешливое выражение лица Михаила сменяется маской презрения. Поразительная метаморфоза.

— Ничего Ираклий не мастерит, — сказал он, заметив мое замешательство. — Его холеные белые руки никогда не держали ничего тяжелее ложки.

— Тогда что он делает в мастерской?

У меня не было слов, чтобы выразить то, что я почувствовала в тот момент. Словно небо разверзлось и ударило меня молнией — прямо в темечко. Отшибая напрочь все то, во что я верила прежде.

Глава 41

Михаил

Маша была удивлена, и это, в принципе, ожидаемо. Михаил тоже был неприятно шокирован, узнав правду.

— Под вашим сараем находится нечто вроде бутика, где вдоль стен расставлены стеллажи с одеждой. Дорогой одеждой, брендовой.

Признание прозвучало жестко, не скрывая отношения Михаила к происходящему. Подумать только, Ираклий, этот ублюдок, тратил огромные деньги на свое пристрастие. И это в то время, когда его дочери ходили в старой одежде, а сладости видели лишь по большим праздникам.

— Что?.. — переспросила Маша.

— Да, малышка, — кивнул он. — У твоего отца болезненная страсть к дорогим шмоткам. На их покупку он тратит бешеные деньги. И, не имея возможности появиться в костюме от Армани на людях, он прячет свои сокровища, как дракон в пещере.

— Откуда ты знаешь?

— Однажды я забрался туда на спор. Но твой отец застукал меня, и лишь боязнь, что я раскрою тайну, остановила его от жестокого наказания.

Но на этом история не закончилась.

Ираклий пообещал жестоко покарать Михаила, если он хоть словом обмолвится о его пристрастиях. Угрозы не были пустыми словами. Михаил был больше чем уверен: к поджогу святоша имел прямое отношение. Настоящих улик нет, но подозрения все еще остались.

Правда, о них Михаил не стал говорить Маше. Ей и без того было больно узнать об отце правду.

— Много раз я думала о том, что делает отец в своей мастерской, — произнесла Маша не своим голосом. — Но подобного не могла и представить. Когда была совсем маленькой, то мечтала, чтобы он делал детские игрушки. Однажды мы с сестрой попытались забраться в мастерскую — как раз накануне Рождества. Но отец поймал нас, и вместо новогодних подарков нам всыпали розг.

Бедная малышка, сколько лишений ей пришлось вынести в этой жизни. Но, тем не менее, она не ожесточилась, а, напротив, осталась доброй и ласковой девушкой, отзывчивой и переживающей чужую боль, как свою. Михаил поверить не мог, что это чудо досталось ему. И корил себя за то, что чуть было не отказался от той светлой полосы по имени Маша, что так внезапно перечеркнула его серую жизнь.

— Теперь я понимаю, почему отец так ненавидел тебя, — сказала она, кивнув собственным мыслям. — Он боялся. Боялся того, что ты расскажешь всем правду о его пристрастиях. Конечно, он не любил всех парней, особенно если те много шутили, смеялись и нравились девочкам. Но тебя он донимал особенно сильно.

— Настолько, что мы с мамой даже перестали ходить на исповеди, — признался Михаил. — И это только усилило вражду. Когда я покинул родные места, то долгое время хотел отомстить. Мечтал о том, как вернусь домой и покажу всем, как сильно они во мне ошибались.

— А теперь? — она подняла на него огромные глаза и затаила дыхание. — Ты все еще мечтаешь об этом? Если да, то напрасно. По крайней мере, моему отцу жизнь уже отомстила. После моего отъезда он почти все время торчит в мастерской, стал пропускать службы и вообще забывать о том, кто он. Мая сестра рассказала об этом. Сообщила, что отца отстранили от должности. Пока еще не лишили сана, но…

Она беспомощно развела руками.