Мандариновый лес

Ночью чуть выдохнула – ну слава богу! То, что он осознает, что хочет вырваться и жить по-человечески, – уже шанс. Почти никто из них, из таких, как он, не желает признавать проблему.

И Мила стала готовиться. Узнавать. Москва. Да, Москва. Там помогают, там есть отделения, специалисты, это же столица! Деньги не проблема, кое-что отложено, муж об этом позаботился.

Созвонилась с клиникой, договорилась о времени приезда.

На ближайшие три месяца мест не было. Умолила, намекнула на ну очень хорошую благодарность, договорилась. Через две недели их ждали в Москве.

А через восемь дней ее мальчик умер.

Клялся, божился, что дотерпит до Москвы. Не смог, сорвался.

Она вернулась с работы, заглянула в его комнату и с облегчением выдохнула – слава богу, что дома, что спит. Спокойно так спит, не тревожно. Прикрыла дверь и пошла на кухню.

Сварила сосиски, достала горчицу и хлеб. С аппетитом поела, выпила чаю, помыла яблоко.

«Я справлюсь, – повторяла она про себя, – я непременно справлюсь! Еще немного, и… и все будет хорошо, все будет как раньше!»

Скинула халат, надела ночнушку, включила ночник, предвкушая и яблоко, и хорошую книгу. Легла, надкусила яблоко и вдруг… Как пробило. Вскочила, не надевая ни халата, ни тапок, бросилась в комнату сына. Включила свет и все поняла.

Выходит, когда она с аппетитом ела сосиску, запивая ее сладким чаем, его уже не было? Его уже не было, а она макала сосиску в горчицу, мазала свежий хлеб маслом, мешала ложечкой сахар и делала глоток, второй, и ей было вкусно, а его уже не было?

Его не было, а она была? И у нее был аппетит.

С тех пор сосиски она не ела. Так же, как и горчицу. Но чай, конечно, пила – куда русский человек без чая.

А потом все вычеркнула. Все. С той самой ночи, самой страшной и самой жуткой в ее жизни. И фотографии все убрала – далеко, не достанешь, в самый дальний и темный угол подвесной антресоли. И больше ни разу туда не заглянула.

Как тогда выжила? Вряд ли она смогла бы ответить на этот вопрос. Соседка советовала пойти в церковь. Пошла. С той самой соседкой – та была в этом деле опытной.

И что? Да ничего. Не помогло. Правда, она и не очень старалась. Глядела в его глаза и задавала один и тот же вопрос: почему? Почему мне, почему со мной? Почему так много и сразу?

Ответа она не услышала. Позавидовала тем, кому помогало. Но для себя эту тему закрыла.

Выжила. Вопреки. Потому что сильная. Думала – все, все испытания кончились. Но оказалось, что нет. Тому, с темным и строгим ликом, видимо, показалось, что недостаточно.

Ветер насмешливо швырнул в нее острыми брызгами. Напоминает? Напоминает, что хватит, достаточно? Для чего ты сюда явилась? Для чего ты здесь? Забыла, отвлеклась? Да, воспоминания – это отсрочка. Но все, хорош, хватит! На землю, матушка, на землю. Возвращайся и – исполняй. Долгие раздумья и размышления остались в прошлом. Делай, что задумала, или – уезжай. Кстати, кажется, у японцев… да, у японцев самоубийство не считается грехом или слабостью, совсем наоборот – это говорит о силе духа. А у нее с этим точно в порядке. Если уж она выжила тогда. Выжила и даже продолжила жить. На дачку ездила первым автобусом: укропчик, петрушечка, садовая ромашка, сортовые флоксы, разноцветная мальва. В мае тащилась с огромной сумкой – рассада. Огурчики, «Сибирская гирлянда», «Герман», «Аккорд», желтые цветочки завязи. Кому это надо, кому? В сарае аккуратненько, в ряд, грабли и лопаты, совки и тяпки. Орудия труда. Без труда нет человека. Без труда нет жизни. А на черта она нужна, эта жизнь? Такая жизнь – кому и зачем?

А получалось, что нужна. Потом танцы придумала – танго! Подумайте, аргентинское танго! С ума сойти. Туфли на низком и устойчивом каблуке, пышная юбка. И она, старая дура…

Рыжий – вот кто ее спас! Ни огурцы и флоксы, ни танцы эти дурацкие, а он, ее Рыжий, верный друг. Забота и ответственность – вот что держит человека на плаву и спасает, это она поняла.

Ну и еще книги. Да, книги. Сколько там судеб, сколько трагедий! И тоже – живут! Превозмогая, сопротивляясь, живут! Живут, таща на себе груз прошлой жизни и своих бед.

Но как же он тяжел, этот груз! Просто мешок, набитый камнями. А ведь не скинешь, не сбросишь, так и ползи! Кричи про себя, чтобы никто не услышал, и ползи, карабкайся. Но сегодня она это скинет. Освободится, избавится.

Она сняла очки и сунула в карман куртки. И тут же усмехнулась – зачем? Оттерла мокрое лицо – еще смешнее! Идти в воду и оттирать мокрое лицо.

Вода набегала на носки кроссовок, и она чувствовала, как они намокают. Заледеневшие, несгибающиеся руки засунула в карманы. От ветра слетел капюшон. Поправить? Снова усмехнулась: зачем? Мотнув головой, отогнала воспоминания – хватит, достаточно! Всё. Теперь надо настроиться. Дело-то, как говорится, непростое.

Она посмотрела на горизонт. Кажется, потемнело еще сильнее. Или ей кажется? А впрочем, какая разница – потемнело, посветлело? Ей-то уже не до сводок Гидрометцентра. «Надо же, – усмехнулась Людмила, – еще юморю!»