Мандат

Павел Сергеевич. Мамаша, да оно совсем новенькое.

Варвара Сергеевна. Ох и смелая эта портниха была, кото­рая государыне шить не побоялась.

Павел Сергеевич. Дура ты, Варька, государыням портнихи не шьют.

Варвара Сергеевна. А кто же?

Павел Сергеевич. Генеральша какая-нибудь, а может, и кня­гиня даже.

Варвара Сергеевна. Хотелось бы мне посмотреть, мамаша, как оно получается, когда в нем женщина.

Павел Сергеевич. Подобных женщин не держат в России.

Варвара Сергеевна. А что, если я?!

Павел Сергеевич. Твоего сложения на такое платье не хва­тит. А Настька! Обратите внимание, мамаша, Настьке будет как раз по мерке.

Надежда Петровна. Что ты! Что ты!

Павел Сергеевич. Да, да, Настька! Настька! Настька!

Варвара Сергеевна с платьем уходит.

Явление двенадцатое

Павел Сергеевич и Надежда Петровна.

Надежда Петровна. А знаешь, Павлушенька, мне Тамара Лео­польдовна пенсию обещала выхлопотать.

Павел Сергеевич. За что пенсию?

Надежда Петровна. За спасение России.

Павел Сергеевич. Как за спасение России? Во-первых, ком­мунисты Россию спасти не позволят.

Надежда Петровна. Кто же, Павлуша, их будет спрашиваться, когда не сегодня-завтра французы в Россию царя команди­руют.

Павел Сергеевич. Как царя? Вы понимаете ли, мамаша, о чем вы говорите. Если в Россию на самом деле какого-нибудь царя командируют, то меня тут же безо всяких разговоров повесят, а после доказывай, что ты не коммунист, а приданое.

Надежда Петровна. Но, Павел, пенсия.

Павел Сергеевич.

Ну зачем же мне в мертвом виде ваша пен­сия, маменька?

Надежда Петровна. А если тебе за такое геройство камен­ный памятник высекут?

Павел Сергеевич. Высекут?

Надежда Петровна. За такое геройство обязательно высе­кут. В назидание потомству. Все равно как первопечатнику какому-нибудь.

Павел Сергеевич. А меня с ним, мамаша, не спутают?

Надежда Петровна. Тебя, Павел, ни с кем не спутают, у тебя очень фигура представительная.

Павел Сергеевич. Фигура-то у меня действительно ничего. Значит, мне, маменька, в партию вступать нельзя.

Надежда Петровна. Как – нельзя? А с чем же мы Вареньку замуж выдадим?

Павел Сергеевич. Но вы забываете, мамаша, что при старом режиме меня за приверженность к новому строю могут мучительской смерти предать.

Надежда Петровна. Как же тебя предадут, если у тебя платье?

Павел Сергеевич. Ну, стало быть, при новом режиме за при­верженность к старому строю меня могут мучительской смер­ти предать.

Надежда Петровна. Как же тебя предадут, если ты в пар­тии?

Павел Сергеевич.

Мамаша, значит, я при всяком режиме бес­смертный человек. Вы представьте себе, мамаша, какой из меня памятник может получиться. Скажем, приедут в Моск­ву иностранцы: «Где у вас лучшее украшение в городе?» – «Вот, скажут, лучшее украшение в городе». – «Уж не Петр ли это Великий?» – «Нет, скажут, поднимай выше, это Па­вел Гулячкин».

Явление тринадцатое

Павел Сергеевич, Надежда Петровна, Варвара Сергеевна.

Варвара Сергеевна. Маменька! Платье на Настьке сошлось тютелька в тютельку.

Надежда Петровна. Ну что ты говоришь! Где же она?

Варвара Сергеевна. Сейчас выйдет.

Павел Сергеевич. А если бы сейчас настоящая императрица вышла, как с ней здороваться нужно – «здрасте» или «мое почтение»?

Надежда Петровна. Императрицам заместо «здрасте» «ура» го­ворят.

Варвара Сергеевна. Ну, скоро ты там?

Голос Насти. Иду!

Павел Сергеевич. Ведь вот собственная кухарка, а боязно.

Явление четырнадцатое

Павел Сергеевич, Надежда Петровна, Варвара Сергеевна. Настя в платье императрицы.

Все. Ура, ваше высочество!

Надежда Петровна. Ну, прямо как настоящая, прямо как на­стоящая. Ура, ваше высочество!

Варвара Сергеевна. У меня от такого роскошества, маменька, даже спазмы в желудке сделались.

Павел Сергеевич. Настенька, голубчик, пройдитесь по комна­те, мы на вас с оборотной стороны поглядим.

Варвара Сергеевна. Ах, Настя, вы даже совершенно безо вся­кого вкуса ходите. Я, когда в Малом театре английскую коро­леву видела, то она исключительно только вот таким обра­зом по полу передвигалась. (Показывает.)

Павел Сергеевич. Настенька, голубушка, попробуйте вы.

Надежда Петровна. Шлейф-то, шлейф-то у ней по земле волочается.

Павел Сергеевич. Мамаша, позвольте я. (Несет шлейф.)

Надежда Петровна. Ну прямо как настоящая, прямо как на­стоящая.