Мандолина капитана Корелли

Но если не в Ионии, то в некоторых краях все же возвратилось время чудес и странностей. Когда началась операция «Ноев ковчег», британцы изматывали уходящие войска Оси атаками «бофайтеров» и наскоками каноэ,[154] превращавшими «железное кольцо» в «железную клетку». На Лесбосе коммунисты взяли верх и объявили независимую республику. На Хиосе обнаружили здание гестапо, где людей заставляли проводить ночь в подвале со скелетом. При обстреле с бреющего полета убили немецкого командующего, пока он предавался любви со своей подружкой. В Инузии британцы обнаружили остров, где все бегло говорили по-английски, и всех звали либо Леммос, либо Патерас. При налетах были убиты командующие в Низиро, Сими и Пископи, а Патрик Ли-Фермор и Билли Мосс захватили командующего Крита. В Фире участники налета истребили две трети гарнизона, потеряв при этом двух человек. И, опять же, на Крите уничтожили двести тысяч галлонов горючего. На Микосе и Аморгосе были разрушены радиостанции, и пять человек взяли в плен семерых. На Хиосе несколько королевских морских пехотинцев уничтожили двух диверсантов, хотя местные боевики так и не появились, как было условлено, потому что «потеряли интерес». Они терпеть не могли подключаться к операциям, спланированным кем-то другим, и отказывались принимать в них участие, даже если замысел выдвигал кто-то из их числа. На Самосе тысяча итальянцев сдалась Морису Кардиффу с двадцатью тремя солдатами и уселась завтракать; Кардифф обнаружил, что по какой-то необъяснимой причине все местные врачи говорят по-французски. В Наксосе немецкий командующий сдался по ошибке; он прибыл на шлюпке, чтобы приветствовать судно, которое, как он думал, шло под красным флагом со свастикой, но, на самом деле, оно несло красный флаг английского торгового флота. Он впал в такую глубокую депрессию и так горько рыдал, что команде пришлось подбодрить его, научив играть в «лудо».[155] В то время один фунт стерлингов стоил два миллиарда драхм, а одна сигарета – семь с половиной миллионов. Жители Лесбоса предприимчиво предложили выгодный курс обмена, и каждая монетка и банкнота со всего региона хлынули туда вроде бы по собственному почину, не оставив в каких-либо других местах никаких денег вообще. На Сиросе видели убегавший отряд немцев совсем без штанов. Коммунисты приобрели привычку требовать двадцать пять процентов со всего в качестве налога, и во многих местах люди вышли из партии. Позже на Крите и Самосе они ополчатся на коммунистов и нанесут им поражение. Рассказывают, что критяне потребовали британского правления, но те спустили их на землю, сказав, что сделали для себя выводы после попыток управлять Кипром. В целом, потеряв девятнадцать человек убитыми, четыреста солдат сил специального назначения сдержали сорокатысячную армию Оси, нанеся триста восемьдесят один визит на семьдесят отдельных островов. Немцев с их любовью к порядку настолько потрясла беспорядочная эпидемия перерезанных глоток и необъяснимых взрывов, что они сделались совершенно беспомощными, а итальянцы, не видевшие абсолютно никакого смысла сражаться в первых рядах, сдавались учтиво и с удовольствием.

На Кефалонии итальянские солдаты слушали радио и отмечали на карте ход продвижения Союзнических сил к становому хребту их отечества, а немецкий гарнизон тем временем кипел от возмущения. Корелли и его коллеги офицеры почувствовали холодок в отношениях, и братский обмен визитами между расположениями двух союзников сократился. Когда Вебер появлялся на собраниях «Ла Скалы», он выглядел тихим и отстраненным, и его отношение истолковывалось как упрек.

Как-то в разгар всех этих событий Пелагия застала Корелли у изгороди – он рассеянно поглаживал сидевшую на ней Кискису, а когда повернулся к Пелагии, взгляд у него был обеспокоенным.

– Что произойдет, – спросил он, – если нам придется сдаться, прежде чем это сделают немцы?

– Мы поженимся.

Он печально покачал головой.

– Будет полная неразбериха. Шансов, что придут англичане, никаких. Они продвигаются прямо на Рим. Нас никто не спасет, если только мы не спасем себя сами. Все ребята полагают, что нам нужно разоружить немцев сейчас, пока у них небольшой гарнизон. Мы посылали делегатов к Гандину, но он ничего не делает. Говорит, что нам следует доверять им.

– А ты им не доверяешь?

– Я же не дурак. А Гандин – один из тех офицеров, кто поднимается наверх, подчиняясь приказам. Но отдавать их он не умеет. Он просто еще один наш типичный генерал-осел, у которого ни мозгов, ни мужества.

– Пойдем в дом, – сказала она, – отца нет, и мы сможем пообниматься. У него сейчас столько больных туберкулезом.

– Я еще больше расстроюсь, корициму. У меня так пусто в голове – одно беспокойство.

Мимо проследовал отец Арсений в сопровождении Кролика Уоррена – оба потрепанные, оборванные и запыленные, и Пелагия быстро проговорила:

– Антонио, мне нужно кое-что спросить у них, я сейчас вернусь.

Арсений, размахивая посохом, встал у стены. Его несчастная собачка тяжело улеглась в ее тени и стала вылизываться. На подушечках лап у нее была кровь.