Манфред

Позже, уже в кабинете Клары, боль от выпитого притупилась, на щеки вернулся румянец. Расстаравшиеся жандармы почтительно вернули найденное в кустах оружие. Клару привёз Чумак на выделенной для жандармерии пролётке. Ей не пришлось играть волнение, нервы и так были на пределе, поэтому обеспокоенность женщины выглядела вполне натурально. Увидев кровь на подбородке и кителе куратора, Клара бросилась к нему с возгласом:

— Герр, Хайнеман! Вы ранены?! Что с вами?

Наткнувшись на его презрительную гримасу, повернулась к начальнику патруля:

— Докладывайте.

Выслушав, вздохнула, как бы успокаиваясь, помолчала. Затем присела на стул, словно от слабости в ногах, тихо сказала:

— Господи, какое счастье, что патруль оказался рядом.

— Счастье?!! — фашист вопил не выбирая выражений, немецкая речь тоже богата оборотами. — Развели бандитов в городе! — теперь, когда страх отступил, можно было не стесняясь, выместить на перепуганных жандармах свой гнев.

Батальон был выстроен в полном составе и стоял навытяжку перед брызгающим слюной "сверхчеловеком". Иван Носач, так же как и все, тянулся смирно, но костяшки кулака грело воспоминание от соприкосновения с холеной мордой.

Все извинения Клары и уверения, что это досадное недоразумение, вызванное излишним рвением выполнить приказ самого герра Хайнемана о проверке документов у всех, кто появлялся на улице позже восьми вечера, пролетели мимо.

— Моим жандармам в голову не могло прийти, что офицер такого ранга может передвигаться без машины, по тёмным переулкам.

Нацист шипел, как кобра, натыкаясь языком на обломок зуба.

Наконец, исчерпав все аргументы, Клара повернулась к Чумаку и спросила:

— Машину герра Хайнемана нашли? Что с водителем?

— Так точно! — браво прищелкнул набойками Степан. — Сломался в переулке, уже впрягли лошадь и буксируют в гараж Управы. Механика вызвали посыльным.

Клара перевела. Сполна сбросив напряжение от пережитого стресса, куратор сменил гнев на милость. Выглядеть дураком, распекающим жандармов за исполнение собственного приказа не хотелось, даже перед этими олухами. Тем более глупо было идти пешком. Раздраженно махнув рукой, Хайнеман выпроводил жандармов.

Клара продолжала его увещевать тихим усталым голосом:

— Не наказывайте их, прошу вас, Франц, ведь говорила я вам об униформе. Если бы они не выглядели такими оборванцами, недоразумения бы не произошло. Я же в форме, — добавила она последний довод.

— М-да, — нехотя буркнул, — обмундирование бы им не помешало.

— И для местного отребья жандармы бы выглядели более внушительно, — поспешно добавила она, — быдло нужно держать в страхе и приучать к новому порядку.

— Я подумаю, что можно сделать, — высокомерно процедил нацист.

Клара решила ковать железо, пока горячо:

— Моим патрульным не хватает винтовок. Сегодня они подставили свои головы под пули бандитов, защищая вас. Да и местных это припугнёт. Вдруг патрулю удастся задержать партизан?

— Вы что-то знаете о партизанах? — впился взглядом в лицо Клары.

"Ну вот, кто меня за язык тянул", — подумала с досадой.

— Нет, но вдруг мои ребята нападут на след? Жандармы у меня бравые. Сами видели.

— Жду вас утром с отчетом! В 11:00, — сухо простился Хайнеман и вышел во двор, где его ждал автомобиль Управы.

"Неужели почувствовал иронию, мозгляк. Надо осторожнее, но в целом, дело вроде выгорело — Клара устало прикрыла глаза. — Почти рассвело. Надо поспать".

Операция «Печать»

В 11:00 Хайнеман ждал Клару в кабинете фон Экке.

"Теперь самое сложное, организовать визит к дантисту. Вдруг он захочет обратиться к врачу в Кривом Роге?" — папку с отчетом положила на стол перед куратором. Отчитавшись по проведенному розыску "грабителей", попросила Франца припомнить какие-нибудь приметы нападавших:

— Мне будет сложно разыскать бандитов без примет, предлагаю объявить награду свидетелям.

— Ну, уж нет, не хватало, чтобы в городе узнали. Как мне теперь вернуться с таким лицом, — злобно зыркнул Хайнеман.

Экке сидел в кресле у окна, бесцеремонно разглядывая женщину, сесть не предлагал.

— Фрау Таблер, что вы сделали с милым Францем? — оскалился гестаповец, осуждающе покачав головой.

Хайнеман сморщился от этой остроты, как от уксуса, представил насмешки за спиной от своих сослуживцев по Кривому Рогу. Лицо у него выглядело слегка перекошенным из-за отека и разбитой губы.

Но всё складывалось, как по заказу. Оказывается, накануне комендант лагеря расхваливал Экке протезиста Чабановского, который собрал новый зуб любителю сахара из ничего. Кларе даже не пришлось ничего предлагать.

Пока она обдумывала, как лучше построить фразу о дантисте, чтобы не задеть ушибленное самолюбие арийца, в беседу вступил гестаповец:

— Франц, дружище, наш приятель Вебер остался весьма доволен услугами местного умельца-стоматолога из областной больницы. Кто бы мог подумать, что в этой дыре есть неплохие врачи. Как там его? — фон Экке прищелкнул пальцами, пытаясь вспомнить фамилию врача, снял трубку телефона, — Пауль, Хайль! Ты недавно говорил о дантисте… да-да… спроси у Крохта … Как? … Данке!

Курт фон Экке положил трубку на рычаг и произнёс по слогам:

— Ча-ба-новский.