Манфред

— Вот недавно мы были во Франции, в Польше, в Голландии, а сегодня мы уже вон насколько продвинулись от границ Советского государства! Гений великого фюрера раздвинул для меня, крошечной песчинки немецкого народа, границы стран, целых империй. Да что там! Континентов! Экспедиции в Африку, Южную Америку.

Нас немцев, после разгрома в Первую мировую, никто всерьез не принимал, нам даже вооружение производить было запрещено. Нам — высшей расе — указывали, как жить!

Неудивительно, как легко люди верят, что их страна самая-самая. Возможность путешествовать и сравнивать, доступна немногим. Клара думала: "А разве мало было в нашей стране приверженцев бредовых идей о мировой революции, стремящихся навязать свое понимание "свободы" другим странам. Отличие лишь в отсутствии геноцида по расовому признаку. Но геноцид сословный глупо отрицать. Хотя, нет, а что значит отсутствие геноцида по расовому признаку? То, что немецких колонистов вывозят эшелонами, разве не геноцид? Чем это лучше еврейских гетто, устроенных фашистами?

Любая сверх-идея, возвеличивающая нацию или идеологию — это бред.

Кларе вспомнился один из офицеров в Чернигове, где она преподавала. Он говорил: "Америка смогла построить своё государство именно благодаря терпимости к расам и сословиям". А Клара спорила с ним, что на чернокожее население их терпимости не хватило. Подумалось: "Надо же, какие вопросы тогда казались важными…"

***

Начальник фельдкомендатуры Кривого Рога Хайнеман объяснил Кларе, что теперь её батальон должен обеспечивать беспрепятственное передвижение сотрудников "Крейсландвирт", работающих в Синельниково и оказывать им содействие. Так она узнала, что "Крейсландвирт", — специальное подразделение немецких оккупационных властей, собирающее в порабощенных странах всё, что могло пригодиться рейху.

Селекционная опытная станция в Синельниково ещё до войны успешно создавала новые сорта кукурузы, свёклы, пшеницы. Кукуруза, выведенная Борисом Павловичем Соколовым из местных сортов, не уступала американским аналогам. К сожалению, его работы по селекции прервала война, пришлось эвакуироваться с коллегами в Саратов. Всё, что не успели вывезти, хранилось в лаборатории селекционной станции на попечении оставшихся сотрудников. Галина Ткаченко многое спрятала у себя в доме, сотрудница Бориса Павловича была уверена — после Победы пригодится.

***

декабрь 1942

Сын

После переезда в центр города Кларе предложили устроить сына в школу для детей городской администрации, бывшую гимназию. Гебитскомиссар, таким образом, решил поощрять людей, полезных рейху.

Как только Пётр Онуфриевич прислал к ней девушку присматривать за малышами, пришлось согласиться.

Посоветовавшись с ним, когда у неё представилась возможность навестить свекровь, Клара утомленно опустилась на стул. Ноги дрожали. И дома нельзя быть собой, нельзя показать детям свои подлинные чувства и мысли. Снова притворяться…

Благодаря Петру, в доме появилась Таисия Зимина.

Таисия видела, что Витя переживает, плачет иногда, когда считает, что никто не видит, девушка понимала, что творится в душе мальчишки, ведь рассказать о маме ей строго запретили. Но и держать его в полном неведении тоже опасно. Жгучий стыд за мать — взрывоопасная смесь. "Где найти полуправду, что открыть?"

Дети наблюдательнее и смышленее, чем принято считать у взрослых. А в условиях войны, тем более. Клара отлично себя помнила в возрасте сына — семь лет, вспоминала и сравнивала: "Я замечала и понимала гораздо больше, чем считали в семье. Уже умела делать выводы, но зато и умела их скрывать. А Виктор такой порывистый, опять подрался с мальчишками. Дети жестоки.

Девчонкам всё же проще, подружки если и дразнили меня, то рук никогда не распускали. Трёхлетняя Ниночка пока ещё несмышлёныш. Пятилетняя Лена пожаловалась вчера: "Девчонки увидят меня и противными голосами приговаривают: "Теперь твоя Кларочка — немецкая овчарочка" Ну, ясно, наслушались от взрослых, дети чётко улавливают, всё, что слышат дома, даже если увлечены игрой. Как мне найти для них нужные слова…" — женщина устало опустила голову на спинку дивана, прикрыла глаза.

Богатое воображение маленькой Клары всегда было поводом для подтрунивания близких: "Опять наша Клархен витает в облаках", — вздыхала мать.