Манящая корона

Графа пытались предостеречь, еще когда по улицам Кольруда загрохотали первые уродливые «деревянные бабы» с колючей проволокой. Ему регулярно подбрасывали письма, сначала уговаривая по-хорошему, взывая к его благоразумию и дворянской чести: ваше сиятельство, каждый должен заниматься своим делом, член Тайного Совета – корпеть над государственными бумагами, воры – обчищать чужие дома и карманы, так исстари повелось, зачем же рушить устоявшийся порядок и позорить свое высокое звание? Потом решили сыграть на его алчности: если все дело в деньгах и вам ради них не жалко тревожить вечный покой вашего папеньки, светлая ему память, так мы готовы сами вам платить, будем честно отстегивать согласованную долю, только, ради богов-хранителей и всех святых, прекратите выпускать свою проклятую проволоку! Под конец пришлось прибегнуть к самому впечатляющему аргументу: если тебе, придурку и козлу безрогому, наплевать на семейную честь и память об отце, то подумай хотя бы о собственном сыне, он у тебя еще совсем маленький… Это не угроза, а честное предупреждение: раз не жалеешь наших детей, обрекаешь на голод и нищету, мешая их отцам заниматься своим ремеслом, то и мы не пожалеем твоего ребенка.

Хольга ничего не проняло. Заказы на «деревянных баб» поступали непрерывным потоком, и графские мастерские продолжали работать круглосуточно.

Тогда-то Четыре Семейства и вынесли графу приговор. Беспощадный, окончательный и не подлежащий обжалованию. Вопрос заключался лишь в том, как привести его в исполнение…

Ноги Трюкача коснулись мягкой густой травы. Присев на корточки, он замер, напряженно вглядываясь и вслушиваясь в темноту. Потом, выждав время, бесшумно двинулся к выбранному дереву, смутно черневшему прямо перед ним.

В пустом животе чуть слышно заурчало, и он выругал себя за то, что слишком усердно думал о глупой кухарке и ее кулинарных способностях.

Трюкач уже третьи сутки ничего не ел и не пил, только смачивал губы и полоскал рот. Для человека, которому предстоит целый день неподвижно просидеть на дереве, скрываясь в листве и переплетении мелких веток, замерев и уподобившись безжизненному истукану, отправление естественных надобностей – непозволительная роскошь. Впрочем, голод он переносил очень легко и мог без особых проблем выдержать куда более длительный пост, а вот жажда…Но на что только не пойдешь, когда на кону такие ставки!

Четыре Семейства от отчаяния решились на неслыханный шаг. Главарям всех мало-мальски серьезных шаек, орудующих в Кольруде и провинциях, было объявлено через проверенных людей: того, кто исполнит вынесенный графу приговор, примут как равного в их благородное общество. С этого момента в Империи будет Пять Семейств, со всеми вытекающими последствиями, в том числе и касательно дележа доходов.

Гром средь ясного неба не произвел бы большего впечатления. От открывшейся перспективы кружилась голова и сладкой истомой сдавливало грудь. Главари шаек, забросив все дела, даже самые важные, взялись за непривычную им умственную работу. Целый месяц кипели жаркие споры, составлялись самые нелепые и фантастические планы, а потом все потихоньку, как бы само собой, заглохло.

Вот тогда-то и подвернулся в трактире болтливый стражник… После беседы с ним Трюкач помчался к Барону, и почти сразу же несколько постоялых дворов у въезда в Кольруд были взяты под круглосуточное наблюдение. Когда через неделю подвернулась подходящая труппа провинциальных лицедеев, из нее быстро и бесследно изъяли акробата. На следующий день она дала представление в графской усадьбе, и ей достались, помимо оговоренных денег, бурные аплодисменты, изрядную часть которых по праву заслужил новый акробат. Хозяин труппы просто светился от радости: подобная удача выпадает нечасто, да и фраза: «…а вот когда мы с большим успехом выступили перед его сиятельством графом Хольгом…» впредь будет действовать магически, увеличивая размер гонорара.

Наверное, он потом долго и витиевато ругался, проклиная конкурента, который переманил такого искусного мастера: так объяснил свой внезапный уход Трюкач. Просто исчезнуть, не попрощавшись, было рискованно, ведь пропажа двух акробатов подряд наверняка вызвала бы ненужные подозрения и сплетни.

Получив подробный отчет и еще раз хорошенько все обдумав, Барон приказал ему, Малютке и Одноглазому устроить «репетицию». А после того, когда она успешно прошла, связался с Четырьмя Семействами и сообщил, что берется за исполнение приговора, вынесенного Хольгу.

И с этого момента пути назад уже не было. «Сказал – отвечай за сказанное» – этот закон в преступном мире Империи соблюдался свято…

* * *

– Брат Хинес, я до сих пор как в бреду… Ах, смели ли мы надеяться, что еще хоть раз прикоснемся к нашим святыням?

– Я тоже очень взволнован, брат Веллан. Не передать словами, что я чувствую! Пусть этому жирному негодяю простится хоть часть грехов за то блаженство, которое он нам доставил, сам того не ведая и не желая… Ну, а моя душа так запятнана, что один лишний грех уже ничего не решит. Абсолютно ничего…

– О чем ты, брат Хинес? Прости, я не понимаю…