Манящая корона

– О том, что я будто бы увидел его на Троне Правителей.

– Так ты… – второй узник, которого звали братом Велланом, изумленно ахнул, прижав ладонь к впалой, мертвенно-бледной щеке. – Неужели… Но, брат мой! Это же… Это хуже, чем святотатство! Я же задал тебе всего каких-то полчаса назад вопрос: знаешь ли ты, что ждет мага, сказавшего неправду? И ты ответил: знаю!

– Ну, если рассуждать строго формально, я не солгал… – Хинес усмехнулся, вдруг став удивительно похожим на проказника-студиозуса, подшутившего над строгим профессором. – Я ведь сказал: вижу на троне очень большого, крупного человека! Он известен всей Империи, он прославлен, его имя известно всем, он говорит с южным акцентом… Как идет ему Корона Правителей, сияющая на его благородном челе! Разве я виноват, что самодовольный толстяк отнес эти слова на свой счет? Что он решил, будто я или постеснялся, или побоялся сказать слово «жирный», заменив его словом «крупный»?

– Так значит…

– Я действительно смотрел в магический шар. И видел очень крупного, рослого человека. Он говорил с хорошо различимым акцентом – не совсем понятно, правда, с корашанским или коунтским… Но точно с южным. Так я и сказал, не солгав ни на полслова. Только это был не Леман!

– Но ты же не разубедил его!

– А разве он спрашивал? – озорно усмехнулся Хинес.

– Ну, не знаю… Просто не знаю, что и сказать! – в полной растерянности бормотал Веллан. – Ввести в заблуждение заказчика священного ритуала!

Хинес пожал плечами. Улыбка медленно сползла с его лица.

– Знаешь, брат… Я не настолько наивен, чтобы верить, будто он нас выпустит! Но, оказывается, жизнь еще не совсем опротивела. Сегодня я специально злил его, чтобы поскорее умереть. А теперь уже смерть не манит. Подумай только, как мало надо отчаявшемуся человеку, чтобы он снова захотел жить! Всего-то смыть с себя многолетнюю грязь, скинуть мерзкие гнилые лохмотья… Почувствовать себя человеком, пусть даже одноруким калекой, в цепях и ошейнике… Так что попробуем поводить его за нос, сколько сможем. А там видно будет…

* * *

Правитель долго не мог заснуть, нервно размышляя о причинах столь неприятного сюрприза. Неужели это первый признак надвигающейся старости? Но ведь ему всего сорок пять! Вот дед даже в весьма почтенных годах…

Милостивые боги, ну зачем все время сравнивать себя с дедом, вечный ему покой и светлая память! Наверное, просто накопилась усталость, да еще пришлось так сильно понервничать на последнем заседании Тайного Совета. Проклятый Леман! О боги, явите милость, сделайте так, чтобы мерзкого толстяка хватил апоплексический удар от обжорства!

Конечно, грешно желать зла человеку и собрату по вере. Но подлый южанин сам виноват, он вывел бы из себя даже святого.

Кажется, лейб-медик когда-то говорил о долгом воздержании. Дескать, это вредно с лекарской точки зрения… Так, может быть, причина именно в этом? Хоть и неловко, а делать нечего, придется его расспросить. Конечно, не напрямую, как-нибудь деликатно, иносказательно.

* * *

Выбранное дерево было прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки. Трюкач нащупал сначала толстый шершавый ствол, затем – высоко расположенную крепкую ветку, которая спокойно выдержала бы большой вес. Он взялся за нее, прикидывая, как половчее подтянуться.

В следующую секунду перед глазами словно вспыхнул сноп ярких зеленоватых искр. Последнее, что уловило угасающее сознание, – мучительную боль в голове чуть выше левого уха.

* * *

Да, он ненавидел эту женщину, в том не могло быть сомнений. А сейчас точно с такой же силой ненавидел ее, Эргу, потому что в его глазах они были единым целым.

Поведение клиента внезапно и пугающе переменилось, движения стали резче и грубее, он яростно захрипел, в спертом воздухе пахнуло его кисловатым, удушливым потом.

А потом ее лицо вдруг обожгла такая пощечина, что она громко вскрикнула от боли. В следующую секунду он, перестав опираться на руки, упал на нее всей тяжестью своего крупного, безжалостного тела.

Мужчина буквально вдавливал Эргу в плотную перину, как будто хотел расплющить. Он наверняка видел и чувствовал, что женщине страшно и больно, что она задыхается, и это словно подстегивало его, придавая все новые силы. Яростные, могучие толчки следовали непрерывно, один за другим, он вгонял свое орудие на всю глубину, злобно рыча, действуя с остервенением, с бешеной, неукротимой настойчивостью, будто пытался пронзить ее насквозь, разорвать, причинить как можно больше страданий.

Эрга не имела понятия, сколько уже длился этот кошмар. Она давно потеряла счет времени, у нее хватало сил только на то, чтобы инстинктивно глотнуть воздуха, когда давление на грудь хоть немного ослабевало.

Чувствуя, что вот-вот лишится сознания от удушья, она взмолилась о пощаде.

– Заткнись, сука! – раздался бешеный рык, в котором смешались ярость, беспредельное страдание и ликующее торжество. – Не смей жаловаться, сама виновата!

В следующую секунду голова Эрги мотнулась набок от второй пощечины, еще более увесистой, и почти сразу же крепкие пальцы сомкнулись на ее горле.