Читаем Манящая корона полностью

Допустить этого нельзя ни в коем случае. Поэтому, как ни жаль, но жить Трюкачу осталось меньше суток. Сразу после того, как он откроет им ворота усадьбы Хольга, быстрый и точный удар кинжала отправит его в мир иной. Лезвие войдет точно в сердце, Трюкач не будет мучиться, он даже не успеет понять, что произошло. А уж где именно окажется новопреставленный, на небесах или в преисподней, пусть решают боги. Если судить по делам – тогда, конечно, у рогатых демонов, однако насильственная смерть от руки друга приравнивается к мученичеству, а это совсем другой коленкор…

Вот будет умора, если такой грешник, как старина Трюкач, попадет к святым праведникам! Стоило бы взглянуть на их лица, когда он примется за описание своего «жития».

Потом, разумеется, от него потребуют объяснений, ведь Трюкача любят за веселый нрав, щедрость и пользу, которую он всегда приносил шайке. Но до бунта не дойдет. Его авторитет непререкаем, а богатая добыча ублажит кого угодно. Правда, предводителю шайки, тем более – главе одного из Пяти Семейств, обязательно нужен советник, так велит кодекс воровской чести. Что же, он подыщет себе нового советника, такого же умного, как бедный Трюкач, но степенного, хладнокровного. Лучше всего – в солидных годах и некрепкого здоровьем. Чтобы не заглядывался на Малютку.

То есть заглядываться он, конечно, будет (эта чертовка заставит обернуться ей вослед даже дряхлого старца, ступившего одной ногой в вечность), но в допустимых пределах, проявляя лишь теоретический интерес.

А может, лучше все же не рисковать, знаем мы этих теоретиков… Может, найти того, который… Ну, из этих, которые с мужиками.

Нет, это еще хуже: вдруг, не приведи боги, вместо Малютки советнику приглянется сам предводитель…Тьфу, о чем только приходится думать!

* * *

– Вот что я нашел у него, ваше сиятельство.

Хольг, усилием воли прогнав последние остатки ярости, мешавшей сосредоточиться, внимательно осмотрел предметы, на которые указывал Гумар.

Кинжал в потрепанных, но еще крепких ножнах с завязками. Маленький кожаный мешочек, туго стянутый шнурком. Какая-то скомканная белая тряпка…

Чернобородый стражник, не дожидаясь приказа, рывком развернул ткань во всю длину. Люди, столпившиеся вокруг, не сговариваясь, дружно ахнули: кто от изумления, а кто и от испуга.

Посередине белой (точнее, сероватой от грязи) полосы, похожей на обычную налобную повязку, отчетливо виднелось круглое красное пятно. Это был отличительный знак одной из самых дерзких и удачливых шаек, державшей в страхе весь Кольруд и прилегающие окрестности.

– Банда «Белых повязок»… – прошептал кто-то, с невольным страхом уставившись на пленного.

– У-у-у, собачий сын! – с удивительным для своих лет и комплекции проворством метнулся к разбойнику, занося ногу для удара, пожилой толстяк в форме сотника графской стражи.

– Стоять, идиот! – заорал Хольг, бешено сверкнув глазами.

Ноги толстяка внезапно перестали его держать, будто в них растаяли кости, и он обмякшим мешком повис на руках Гумара.

Никогда граф не говорил с начальником своей стражи таким оскорбительным тоном, тем более в присутствии подчиненных. Никогда не позволял себе повышать голос, да в этом и не было необходимости: ему повиновались беспрекословно, стараясь не вызвать ни малейшего неудовольствия, причем не только за страх, но и за совесть, ибо граф Хольг в равной степени мог внушать людям и панический испуг, и искреннюю любовь, граничащую с обожанием.

Проявлять эмоции в публичном месте, на глазах посторонних, – удел низших сословий. Таково было правило дворянского этикета, которому он следовал неукоснительно. Теперь же его поведение свидетельствовало только об одном: граф не просто рассержен, он разъярен, взбешен до безумия! Святые угодники, что будет… Да ведь головы покатятся…

– Простите, ваше сиятельство! – всхлипывающим голосом залепетал сотник, уже не думая, как позорно он выглядит в глазах собственных стражников. – Боги свидетели, просто не вытерпел, не смог вынести, что какая-то мразь залезла в вашу усадьбу… Умоляю, не гневайтесь на старика за преданность…

– Замолчите сейчас же! И выпрямитесь, перестаньте висеть на стражнике!

Теперь граф не кричал, он произнес эти слова достаточно спокойным голосом, но сотник отдал бы все на свете, чтобы господин продолжал бушевать, бранился и даже ударил его. Потому что этот спокойный голос был гораздо страшнее минувшей вспышки гнева: настолько ясно слышался в нем приговор.

– Кто это такой? – спросил Хольг, указывая на человека в грязно-зеленой куртке, связанного по рукам и ногам, который неподвижно лежал под деревом.

– Не могу знать, ва…ваше сиятельство… – чуть ворочая окостеневшим от ужаса и позора языком, выговорил сотник. – Ра… разбойник… судя по… по повязке…

– Как он сюда попал?

– Не могу знать… Перелез через стену… – сделав немалое усилие, толстяк, каким-то чудом еще не лишившийся чувств, договорил: – Наверное…

– А как же он смог подобраться к стене, минуя забор из проволоки?

– Не могу…

Перейти на страницу:

Похожие книги