Манящая корона

– У меня был контакт с двуногим… А я так надеялся, что нас навсегда оставили в покое!

* * *

Граф Хольг, отпустив дворецкого, бессильно рухнул в кресло, чувствуя, как дрожит от мучительного перенапряжения каждый кусочек его крепкого, мускулистого тела.

Он был очень доволен собой. Что за великая и непонятная сила – вдохновение… Назвать этих простолюдинов соотечественниками, да еще и дорогими – прекрасный и очень удачный ход. Но то, что он сказал сразу после восстановившейся кое-как тишины, это вообще шедевр ораторского искусства!

– Спасибо вам, что вы пришли сюда, ко мне, разделить со мной мою великую радость! – громким и ликующим голосом воскликнул он, воздев руки. – Милостью божьей… мой сын, который был при смерти, выздоровел и сейчас вне опасности!

Минуту назад любой человек, находившийся в здравом уме, смело побился бы о заклад на всю сумму, которую мог наскрести в карманах, что испустить более громкий и ликующий крик просто невозможно. Ибо есть предел крепости голосовых связок и барабанных перепонок.

И с треском проиграл бы спор.

Толпа после секундной паузы взвыла так, что первым побуждением графа было отшатнуться, зажав уши. Невероятным усилием воли он заставил себя остаться на месте и улыбаться – широкой, счастливой улыбкой отца, которого пришли поздравить любимые и любящие дети.

Сотни людей вопили, рыдали, обнимались, впав в самый настоящий экстаз, граничащий с потерей рассудка. Граф Хольг еще не стал в их глазах равным богам, до такого умопомрачения они пока не дошли, но простым смертным он уже точно не был. Ему сопутствовала удача, он стал любимцем судьбы, – толпе это было столь же ясно и понятно, как то, что за ночью последует день, а за летом – осень.

И кто может стать Наместником, если не ОН?!

Каждый пришедший к усадьбе Хольга сейчас искренне верил и мог присягнуть: они явились сюда именно затем, чтобы поздравить своего кумира с чудесным спасением ребенка. Потому что любое слово графа в эти минуты было святой и непреложной истиной. Ну, еще и для того, чтобы просить Хольга согласиться стать Наместником, конечно… Но прежде всего – разделить с ним радость!

Хольг, снова воздев руку к небу, дождался, когда выдохшаяся толпа утихнет, и растроганным голосом воскликнул:

– Благодарю вас, дети мои!

«Дети», многие из которых были ровесниками графа или даже старше, не огласили вновь окрестности столь же могучим ревом по одной-единственной причине: их силы были близки к полному исчерпанию. Но глаза, уставившиеся на Хольга, могли все сказать без слов.

Они в самом деле видели в нем отца – сильного, заботливого, разумно строгого и беспредельно любящего, за спиной которого ощущаешь себя в такой же безопасности, как в самой надежной и неприступной крепости.

Пьяный Рамон, размазывая по опухшему лицу слезы вперемешку с кровью – колючки проволоки сильно расцарапали щеку, лишь чудом не повредив глаз, – снова завопил:

– Хотим Наместника Хольга!

И сотни луженых, надсаженных глоток дружно подхватили, быстро войдя в привычный ритм:

– Хо-тим На-мест-ни-ка Холь-га! Хо-тим На-мест-ни-ка Холь-га!

Граф замер, явственно ощущая прикосновение гладкого золотого ободка. И не сразу смог отогнать это видение, навязчивое и очень несвоевременное.

Пока еще сделан только первый шаг, хоть и очень важный…

– Дети мои! Ваша радость – моя радость! Ваша печаль – моя печаль!! Ваша воля – моя воля! Но я, как и вы, повинуюсь закону и Правителю, да продлят боги его дни! Ступайте к дворцу и изъявите свои пожелания! Пусть пресветлый Правитель Ригун услышит голос своего народа! Запаситесь по пути новыми факелами – пусть он не только услышит вас, но и увидит! Я согласен стать Наместником, но решение должен принять Правитель!

– Ура-а-ааааа! К Правителю! Да здравствует Хольг!

Рыдающая от восторга толпа, побесновавшись еще несколько минут и кое-как построившись в колонну, двинулась обратно.

Графу больше всего хотелось торопливо спуститься с вышки, пройти в дом и приказать подать кушанье – какое угодно, лишь бы поскорее: он внезапно ощутил самый настоящий волчий аппетит. А потом – два-три кубка своего любимого вина, и в горячую ванну… Но главное – сначала сесть, вытянуть гудящие, подкашивающиеся ноги… Дикое нервное напряжение последних трех дней, наложившееся на пост такой же продолжительности, дало о себе знать.

Но это было невозможно. Многие в толпе все время оглядывались, махали ему руками и продолжали восторженно вопить: «Да здравствует Хольг!», «Ура Хольгу!» И ему волей-неволей пришлось торчать на вышке, как огородному пугалу, пока последние ряды восторженной черни не втянулись в восточные ворота.

Только тогда он сошел вниз.

Корона Правителей пока еще не на его челе, значит, надо оставаться кумиром простонародья. Пусть эти безмозглые бараны думают, что их воля – его воля…

* * *

Ральф, придирчиво проверив, все ли необходимое собрано в комнате для омовений и до нужной ли температуры нагрета вода – граф любил, чтобы она была горячей, но не обжигающей, – направился к господину.