Манхэттенское безумие

У мамы не просто отказало сердце. Она сама решила, что устала жить… и, помня о том, что сама запланировала, прежде отправила туда Диззи и Гиллеспи, вперед себя. Это я виновата, – сказала она мне. – Это я виновата, что они умерли. Это звучало совершенно безумно, но эти слова каким-то безумным образом имели смысл.

Вот тогда у меня хлынули слезы, когда я все поняла до конца. Как же я ее отпустила, как же я не сумела ей помочь, оказалась не в состоянии помочь ей восстановить надежды, вытащить ее из этой трясины депрессии… Да, я жутко ее подвела, потерпела полную неудачу.

* * *

В свидетельстве о смерти, выданном соответствующими властями, была просто указана «сердечная недостаточность». Снотворное там не упоминалось. Может, они просто поленились проверять. Может, просто поглядели на очень старую женщину и решили, что она умерла от естественных причин.

Похороны были простые, такие, какие и хотела мама, как она сама говорила. Несмотря на то что она полагала, будто осталась совсем одна, у нее все же сохранилось несколько друзей среди соседей. Они пришли на похороны, многие такие же хилые и слабые, как она. Все они были страшно добры и желали помочь и поддержать, и я была им благодарна за память и любовь к маме, которую они выказали.

В тот вечер один из этих друзей зашел ко мне. Это был мистер Эдгар Риз. Он жил двумя этажами выше, и хотя ему было за восемьдесят, он частенько выходил на улицу и вообще регулярно болтался в окрестностях. Я подозревала, что он когда-то был неравнодушен к маме.

– Я просто хотел вернуть вот это, – сказал мистер Риз и протянул мне мамино блюдо из-под пирога.

– Ох, спасибо, но когда она успела…

– Позавчера. Она попросила меня сходить в магазин. Я сказал, что схожу, если она испечет мне пирог.

– Правда?

– Вы хотите сказать, что не знали? Вам она пирог не пекла? А ведь я купил довольно всего, хватило бы и на два…

Я медленно покачала головой. Тот факт, что мама нашла в себе силы добраться до кухни и испечь два пирога, удивил меня не меньше, чем то, что она попросила мистера Риза купить необходимые для этого ингредиенты, а не попросила об этом меня.

Я поблагодарила его и уже закрывала дверь, когда он меня остановил.

– Еще одна вещь. Тут ко мне копы заходили… И задавали странные вопросы.

– О чем?

Мистер Риз пожал плечами.

– Это, наверное, пустяки, вам не о чем беспокоиться. Но они могут и к вам зайти.

Я подумала, что это как-то странно, что он так туманно выражается, но не стала на него давить. Мистер Риз повернулся, собираясь уйти, потом остановился и снова обернулся ко мне.

– Да, чуть не забыл вот это, – он сунул руку в карман пиджака и достал маленький пузырек. Это были пропавшие мамины снотворные таблетки. – Ваша мама дала мне это позавчера. Я случайно обмолвился, что плохо сплю, и она их мне дала. Я сказал, что мне столько не нужно, но она настояла на своем.

Я забрала у него пузырек, ничего не понимая, и закрыла за ним дверь. Мамино снотворное. Значит, это было не самоубийство. Она действительно умерла от сердечной недостаточности. Я пошла было по коридору, но тут обнаружила, что стою перед дверью в мамину комнату. Я думала о Диззи и Гиллеспи, о том, как она их любила.

Потом мне в голову пришла мысль о той фотографии.

Я похоронила ее вместе с мамой. Жаль, что я так сделала. Отчасти потому, что мне и самой неплохо было бы ее иметь – как напоминание о слишком коротком счастливом периоде нашей жизни.

И отчасти потому, что мне было интересно, кто же сделал этот снимок. Я-то знала, что это не я снимала. И попыталась вспомнить это фото, представить его себе.

И поняла, как удивилась, когда его обнаружила. Удивилась, потому что не знала, что у нее имеется такое фото. Потому что я даже не знала, что такое фото вообще существует. И потому… ну, этот снимок был сделан «Полароидом».

Кто это нынче еще пользуется «Полароидом»?!

Тут снова зазвонил дверной звонок.

Я подумала, что это мистер Эдгар или кто-нибудь еще из маминых соседей. Но вместо этого на пороге стояли двое детективов. Они предъявили мне свои значки и представились как Джейкоби и Рейнер.

– Да?

Они спросили меня про Милфорда, о том, какие у меня с ним были отношения.

– Да никаких. Мы были едва знакомы.

– Вы с ним не очень ладили, верно? – Это спросил Джейкоби. Его взгляд скользнул мимо меня в коридор, потом вернулся ко мне.

– А в чем дело?

– Где ваши кошки? – спросил Рейнер.

– Мои кошки? – Я переводила взгляд с одного на другого. – Они обе умерли. А что такое?

– Вы любите готовить? Печь пироги?

Это снова был Джейкоби. Он сделал движение, чтобы обойти меня и пройти в коридор. Я преградила ему дорогу.

– Ну, не то чтобы очень.

Он снова уставился на меня, и я встала поудобнее, отказываясь его пропустить. Ему это явно не понравилось. Он кивнул Рейнеру, словно давая понять, что оправдываются какие-то их подозрения.

– Отчего умерли ваши кошки? – спросил Рейнер.

Я не ответила.

– Мы слышали, что вы подозревали отравление, – продолжал он.

– И что вы полагали, будто это сделал Милфорд, – добавил Джейкоби.