Манок на рябчика

В ее голосе звучало неподдельное удивление. Подруга Лорка (дочь Баранова) не говорила, что отец собирается в Крым. Впрочем, Аня и сама от всех свой Крым решила скрыть по непонятной для себя причине – решила и всё: они в Норвегию на пороги, а я вот не уточняю, куда именно. Лорка училась с Анькой в одной школе, правда, годом старше, и это сближало их гораздо теснее, чем отцов – друзей и коллег еще со студенческих времен. Девчонки были очень схожи по фактуре и темпераменту. Но если у Аньки иногда были недлинные приступы лености, например полежать-почитать, то Лорке таковые не были присущи почти никогда – абсолютно неусидчивая приключенческая девочка на шарнирах. Единственной ее слабостью был торт «Птичье молоко»: она могла схряпать два больших торта сразу и совершенно впоследствии не набрать ни грамма веса. Это был единственный способ ее угомонить. Пока она ела торт или была в предвкушении подобного действа, она была безопасна. Всю остальную пищу она ела бесстрастно, кривилась, иногда просто надкусывала и отодвигала. Поэтому Баранов с такой неподдельной теплотой и взирал на задорно жующую Аню.

– Я не отдыхаю, Анечка, я в экспедиции… Уже почти месяц… Можно подумать, твой папа об этом не знал.

– Насколько мне было известно, место вашей экспедиции…

– Да всё правильно, Вить, – Баранов не дал закончить мысль… – Переиграли в последний момент, поменяли на Крым. Мне оно лучше, но сначала было дороже. Потом на уступки пошли. Между прочим, Витюша, я случайно узнал, что ты здесь появился. Подхожу к администраторше по делу, а она мне выдает… Удивился страшно, что ты именно сюда. Но это ж и хорошо… На ловца и зверь бежит.

– Вот так вот, Николай Эдуардович, кому Норвегия, а кому и ловцы со зверями. Что там, Лора, готовится?

Обмакнув в сметану кусочек блинчика, Аня нежно погрузила его в ротовую полость, чмокнув от удовольствия. Баранов, присев на свободный стул и глядя на Аньку, почти прослезился.

– Лора уже готова… Золотая ты всё-таки девочка, Анюта. И кушаешь хорошо, с аппетитом. Это от природы или воспитание такое?

Аня улыбнулась.

– Вы меня спрашиваете? Спросите лучше папу.

– Да что папа, ты бы хоть на Лорку повлияла, что ли. Пристыдила бы: мол, я ем, а ты клюешь.

– Братцы в Норвегии на нее повлияют…

– Ой, не повлияют, Анюточка.

– Повлияют, еще как, она их слушается.

– Она в Норвегию не едет, – страстным шепотом сообщил Баранов.

– В смысле?

Аня чуть не поперхнулась и вся внимание уставилась на Николая.

– Валюшка тут моя оплошала слегка: поддали где-то на работе, она пришла домой и постирала Лоркин загранпаспорт вместе с курткой и телефоном.

Теперь от смеха чуть не подавился Монахов.

– Представляю, что там было! Жива Валька?

– Очень смешно… – фыркнула Аня.

– Даже не представляешь, Витя. Хорошо, меня не было… Валька-то жива, а эта на мать даже смотреть не может, вот сюда прилетела дней десять назад.

– Ну, Николай Эдуардович! Чего вы раньше-то молчали!

– Вот я и говорю… Повлияй… Она там… в бильярд играет.

Коля вяло махнул рукой в направлении бильярдной.

Аня вскочила, не допив чай, и шагнула в направлении его руки.

– Вот оно, дурное влияние… Только, Анюта, не шибко там удивляйся… У нас там ухажер. Одиннадцать лет…

– Что одиннадцать лет? В возрасте разница?

– От роду одиннадцать лет.

– Шутите? Как же он играет в бильярд-то? С приступочки, что ли?

– Вот иди и погляди – с приступочкой или без приступочки…

Аня проворно упорхнула в сторону бильярдной, а Монахов словно прилип к стулу, отяжелев после приема пищи. Он совсем не хотел вставать.

– Вот такая Кострома, брат, – глубокомысленно вздохнул Баранов.

– Никола, только не скажи, что тебя всё это так уж сильно напрягает…

– Не скажу. Съемка удачно идет. От безделья маюсь, Вить, третий день, Ульянцева жду. Но завтра утром прилетает. А послезавтра с утра на Тархан-кут, на недельку примерно… Компанию составите?

– Не, Коль, я пас. Я это всё видел и неоднократно. В моих дебильных планах простой незатейливый отдых. И Анька тоже пусть лежит, пусть жрёт, зад пусть наедает, а то как велосипед.

– Так… Виктор. Ты на детей давай не греши. Девки у нас удались, слава богу. Давай-ка, братец-кролик, пройдем-ка в местный бар. Очень достойное заведение, на свежем воздухе. Там поговорим, обсудим…

– Начинается!..

– Поверь, Витюша, старшему товарищу: когда это кончится, значит, ты умер.

Баранов говорил вполне убедительно, настроение прекрасное, а когда человек сыт, то и накатить чуточку не помешает. – Ладно, Николенька, пойдем. Пропустим. Посплетничаем.

– В такой замечательный вечер, Витюша, нужно пить именно хороший коньяк. Сейчас ты это прочувствуешь.

Коля держал в ладони пузатый коньячный бокал. Красиво держал, словно ласкал. Его приятный густой бас убеждал даже Монахова, не большого поклонника коньяка.