Мантикора и Дракон: Вернуться и вернуть. Эпизод I

Тихо вздохнув, я заложил руки за спину, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень раскаяния и готовность искупить вину любым возможным способом. Вот только Кора слишком хорошо знала, с кем связала свою жизнь…

Судя по скептическому хмыканью, в мою искренность не поверили. А судя по довольному хихиканью со стороны моего рабочего стола, сын не только всё видел и слышал, но и получил удовольствие от вида понурого отца. Как, оказывается, мало для счастья надо одному конкретному неугомонному ребёнку!

Добродушно усмехнувшись, я поднял глаза. И не смог удержаться от мягкой улыбки, глядя на Корану, забравшуюся с ногами в кресло. Простое домашнее платье мягкого зелёного цвета, растрёпанные волосы от дурацкой привычки вечно ерошить их, когда она задумывается над чем-то. И ласковая улыбка, ставшая последним штрихом в незнакомом, но по-домашнему уютном образе моей любимой женщины. Я видел её разной. Собранной, готовой ко всему и всегда, напряжённой, натянутой, как тетива. Я точно знаю, она никогда не расставалась с оружием, пряча его в складках одежды, печатях, готовая пустить его в ход в любой момент. Да, стезя наёмного убийцы не могла не оставить след в привычках, манере держаться, поведении и характере. Тем ценнее было осознавать, что сейчас Корана сидит здесь, в моём кабинете, спокойная, беззащитная и умиротворённая. Со смеющимися глазами и трогательными ямочками на щеках. Это действительно было самым ценным. Вот если бы не эти чёртовы печати…

– Я могу отказаться? – страдальчески поморщился я, глядя на листы бумаги, которыми обмахивалась Кора, насмешливо улыбаясь мне. Продемонстрировав ей испачканные в чернилах пальцы, проникновенно сказал: – Я осознал, правда. Раскаялся и даже готов искупить собственную глупость! Я действительно признаю, что это не для меня и меня учить – только портить. Я…

– Сдаёшься? – невинно, почти сочувственно спросила моя супруга и ехидно вздёрнула бровь, отложив исписанные листы в сторону и скрестив на груди руки.

При этом она улыбалась так снисходительно, что мой рационализм испарился вместе с логикой и разумом. Зато в душе и энном месте взыграло то самое, пресловутое и прославленное драконье упрямство, давно уже ставшее легендой и притчей во языцех. Именно из-за него вместо того, чтобы свести всё в шутку, я недовольно поджал губы, одарив забавляющуюся Кору обиженным взглядом. Выхватив из её пальцев эти чёртовы листы, вернулся к своему столу, потеснив устроившегося за ним сына. Взял кисть, слегка качнув ею, и, помедлив, прежде чем обмакнуть её кончик в красные чернила, усмехнулся:

– Ни за что. И на слабо меня не возьмёшь.

– Даже не думала… – Тихо засмеявшись, Корана покачала головой, взяв из рук подбежавшего сына ещё один толстый, покрытый пылью фолиант. Пробежалась кончиками пальцев по краю обложки, покрытой потёртой выделанной кожей. И открыла один из разделов, заложенных тонкой серебряной пластиной, беззлобно проворчав себе под нос: – Мужчины…

Мне даже возразить было нечего. Лишь повиниться в своей излишней самоуверенности, продолжая выводить тонкие прихотливые линии на бумаге. Третий день подряд, два часа кряду и без шанса на помилование от строгого преподавателя. И винить в том, что приходится вспоминать основы каллиграфии, мне было некого. Разве что собственный длинный язык, которому вздумалось попросить помощи у моей обожаемой Равной!

Поначалу, когда прозвучало моё предложение, я грешным делом надеялся, что Корана откажется. Сошлётся на то, что ещё не оправилась, что ей хочется проводить больше времени с сыном, приёмышем и со мной. Что ж, моей наивности можно только позавидовать. Кора, смерив меня задумчивым взглядом и машинально поглаживая незнакомый мне браслет на запястье, согласно кивнула и попросила дать ей неделю на восстановление.

А спустя семь дней в далеко не самое безоблачное утро уронила на мой рабочий стол поверх всех бумаг толстый старый фолиант. Он был местами потрёпан настолько, что удивительно, как вообще ещё не развалился. А в ответ на моё недоумение Кора мягко улыбнулась, вытаскивая ворох листов, тонкую кисть и чернильницу. И я, дурак великовозрастный, слишком поздно понял, что бы это могло значить!

Очередная линия легла слишком толсто, смазывая собой все, что были проведены до этого. Поморщившись, я смял лист и бросил в корзину, где скопилась уже приличная горка испорченных вариантов. Самое смешное, что теоретические основы я понял достаточно быстро. Они в общем-то не требовали чего-то невероятного или нереального. А уж когда тебе их объясняет мастер, переводя сложные, порой архаичные формулировки на доступный и простой язык, грешно не запомнить или пропустить драгоценные знания мимо ушей. Но теория была наименьшей из всех обнаружившихся проблем. Куда печальнее дела обстояли с практическим применением полученных знаний!