«Праваки» ни черта не смыслят в диалектике — когда вещи достигают наивысшей точки своего развития, они переходят в свои противоположности. Пусть «праваки» еще какое-то время разнузданно гнут свое, мы дадим им возможность дойти до предела. Кое-кто говорит, что они боятся оказаться на крючке… заманенными вглубь, окруженными и уничтоженными. Но теперь, когда рыба сама идет в руки, нет смысла бросать в воду еще и крючок… Перед «праваками» альтернатива: либо одуматься, либо продолжать сеять смуту — на свою погибель. Выбор за вами, господа. Инициатива — ненадолго — за вами».
Подобная перемена была не столь драматической, какой могла бы показаться. Уже в апреле, обращаясь к партийным работникам в Ханчжоу, Мао говорил: «Мы не устраиваем засаду для врага, мы всего лишь даем ему зайти в сеть по собственной воле». В мае он сместил акцент: если раньше внимание Председателя было обращено к «цветам», то сейчас его больше интересуют корни «ядовитых сорняков».
Поскольку на циркуляре стоял гриф «Секретно», ни публика, ни сами «праваки» о предложенном Мао выборе так и не узнали.
Центр кампании переместился в городок Пекинского университета, где рядом со студенческой столовой сложили из кирпича «стену демократии», буквально через день покрытую несколькими слоями листовок и плакатов. Тысячные толпы собирались вокруг ораторствующих студентов, чтобы послушать их рассуждения о многопартийной системе или сравнительный анализ социализма и капитализма. Появилась у молодежи и своя Пасионария — 21-летняя студентка филологического факультета Линь Силин. Она обвинила партию в насаждении «феодального социализма», потребовала свернуть все реформы и гарантировать людям основные гражданские свободы. Стали возникать студенческие ассоциации: «Горькое лекарство», «Голос снизу», «Дикие травы», «Весенний гром». Они занимались распространением написанных от руки и размноженных на ротаторе журнальчиков, для «обмена опытом» слали гонцов в другие города.
Прошла неделя, и Мао решил выйти в народ. На встрече с представителями Лиги китайской молодежи он предупреждал: «Любое слово или поступок, не соответствующие духу социализма, ошибочны в корне». Через несколько часов его фраза, написанная гигантскими белыми иероглифами, украсила стену университетского здания.
Однако погасить зажженное пламя оказалось далеко не просто. Студенческие активисты в открытую призывали положить конец господству Коммунистической партии. Вдохновленные их примером, преподаватели с юношеским задором раздували огонь: правление Мао было расценено как «весьма спорное» и «беспомощное». Вина за отсутствие в Китае демократии целиком лежит на руководстве партии, заявил профессор из Шэньяна. Его коллеги говорили о «бесчеловечной тирании, взявшей на вооружение фашистские методы Освенцима». Учащиеся средних школ в Ухани вышли на улицы и штурмом взяли здание городской администрации. Подобные же беспорядки имели место в Сычуани и Шаньдуне.
8 июня, менее чем через полтора месяца после начала кампании, Мао поднял партию в контратаку.
«Среди наших граждан нашлись такие, — писала «Жэньминь жибао», — кто пытается использовать всенародное движение, чтобы расправиться с Коммунистической партией, свергнуть власть рабочего класса и повернуть вспять великое дело социалистического строительства». В тот же день Мао заявил Центральному Комитету, что «некоторую часть партии поразила реакционная гниль, и гной уже начинает выходить». Через десять дней впервые было опубликовано его февральское обращение к ученым по вопросу о противоречиях в уже значительно доработанном виде. Новое откровение определяло шесть критериев, по которым можно было отличить «прекрасные цветы» от «ядовитых сорняков». Они еще раз подтвердили слово, данное Мао партийным чиновникам перед началом кампании: дозволенной будет только та критика, которая укрепляет, а не подрывает авторитет и позиции партии.
1 июля в очередной передовой статье «Жэньминь жибао» Мао обрушился на министра лесной промышленности Ло Лунцзи и министра связи Чжан Боцзюня, лидеров небольшой коалиционной партии «Демократическая лига», с обвинениями в формировании контрреволюционного альянса и проведении «антикоммунистической, антинародной и антисоциалистической буржуазной линии». Ему необходимо было дать понять, что политика «ста цветов», правильная по своей сути, саботируется группой экстремистов, стремящихся повернуть стрелки часов вспять.