Мао Цзэдун

И в Учане, где вожди революционеров оказались неготовыми к разгрому мастерской Сунь У, и в Чанша, где их планы были сорваны контрмерами губернатора, основной действующей силой восставших являлись младшие офицеры и рядовой состав. Добившись победы, они оказались в тупике: кто будет возглавлять новый революционный порядок?

В Хубэе бригадный генерал Ли Юаньхун, первоначально выступавший против мятежа, неохотно согласился принять присягу в качестве военного губернатора. В тот же день он своим декретом изменил название страны: отныне она стала называться Китайской Республикой. Тогда Ли Юаньхун и не подозревал о том, что всего лишь через полгода он станет вице-президентом, а затем и главой государства.

В Чанша ситуация складывалась более запутанно. В первые же часы восстания военным губернатором был объявлен молодой вожак хунаньского отделения революционной группы «Вместе — вперед!» Цзяо Дафэн. Всю полноту гражданской власти получил Тань Янькай — один из лидеров местных реформаторов. Под дикие вопли прохожих Цзяо как мальчишка носился по улицам верхом на коне и завел немало знакомств в хунаньских тайных обществах.

Чтобы помочь военному губернатору консолидировать своих сторонников (и разделить сладкие плоды победы), руководитсли этих обществ прибыли в главный город провинции, методично превращая губернаторский дворец, по словам современника, «в подобие бандитского логова».

Но местная знать ждала от них вовсе не этого. Через четыре дня после восстания Джайлс сообщил в Пекин, что противоречия среди правящей группировки достигли той стадии, когда «рука тянется к пистолету или штыку». Послав преданные ему части на помощь восставшим в Учан, Цзяо совершил роковую ошибку. 31 октября неподалеку от Северных ворот попал в засаду и был обезглавлен его заместитель, после чего, как писал Джайлс, «в город ворвались солдаты, причем на пике одного из них торчала голова казненного. Они разыскали в губернаторском дворце Цзяо Дафэна и убили его». Двадцатипятилетний молодой человек пробыл в своей высокой должности всего девять дней.

Мао видел лежавшие на улице тела губернатора и его заместителя. Годы спустя он назовет их «неизбежными жертвами революции. Они вовсе не являлись плохими людьми и преследовали вполне революционные цели, а убитыми оказались потому, что были из бедняков и представляли интересы угнетенных. Землевладельцев и торговцев они явно не устраивали». На деле же все было далеко не так просто. Цзяо слишком недолго пробыл у власти, чтобы в городе сложилось хоть какое-то представление о политике, которой собирался придерживаться губернатор. При этом провинциальная элита видела в нем, безусловно, угрозу своему существованию. Принявший в тот же день присягу в качестве губернатора Тань Янькай, академик от литературы и выходец из знатного семейства, был, по сути, членом той же элиты.

Положение в Чанша, как и во всей долине реки Янцзы, оставалось весьма накаленным. Опубликованный от имени шестилетнего императора и выдержанный в патетических тонах эдикт гласил: «Вся Поднебесная империя не находит покоя. Умы людей смущены… Виноват в происходящем один я. Вот почему я объявляю миру о своей клятве реформировать общество… Солдаты и население… не несут никакой ответственности за события в Хубэе и Хунани. Если они останутся верными своему императору, я забуду о случившемся. Как человек маленький, но вознесенный над головами своих подданных, я вижу, что наше славное наследие уже почти повержено в прах. Признавая свою вину, я горько в. ней раскаиваюсь».

В начале ноября по Гонконгу, будоража жителей, поползли слухи о том, что Пекин пал, а императорская семья заключена под стражу. И хотя слухи не подтвердились, население столицы ощущало себя в осаде. На стены Запретного города взгромоздили пушки. Затем пришла с ходу опровергаемая весть, будто император бежал в Маньчжурию. Нет, империя еще сопротивлялась. Только четыре провинциальных центра находились в руках повстанцев. Преданные трону войска перешли под Ханькоу в контратаку и, применив немецкие зажигательные снаряды, дотла сожгли китайские кварталы города. Вскоре после этого отряды императорской гвардии заняли Нанкин. Замеченных на улицах мужчин-китайцев без косички казнили на месте. Студенты, подобно Мао ее отрезавшие, прятались кто где мог.