Мао Цзэдун

Крестьянское движение ставило перед собой множественные задачи: снижение арендной платы за землю и процентов по долгам, борьба со спекуляцией зерном, замена отрядов помещичьей милиции боевыми дружинами крестьян, вооруженных длинными обоюдоострыми секирами, создание новой сельской администрации во главе с деревенскими сходами. Помимо экономики и политики важным ориентиром была социальная сфера: крестьянские ассоциации боролись с опиекурением и азартными играми, рушили веками слагавшиеся родовые и религиозные авторитеты:

«Жизнь человека в Китае определяется тремя типами авторитета: 1) государственный политический авторитет; 2) родовой авторитет; 3) религиозный авторитет. У женщин есть и четвертый — авторитет мужа. Эти четыре разновидности являются воплощением феодально-патриархальной идеологии, опутавшей своими прочными нитями весь китайский народ, особенно крестьянство. Стержень всей системы — политический авторитет помещиков. Если сломать его, то падут и остальные… Из поколения в поколение крестьянство собственными руками лепило себе идолов, сейчас пришло время своими же руками свергать их, и крестьянам нет нужды приглашать для этого кого-то со стороны».

Мао всю жизнь оставался под впечатлением увиденного и услышанного в той месячной поездке по Хунани. Он понял, что управление революцией не должно продумываться до мелочей, в нем неизбежно присутствует некая избыточность; он станет часто цитировать Мэнцзы: «Суть нашей политики очень проста: «Натянуть тетиву, но не пускать стрелу, выбирая момент упреждения». Вожди указывают цели, однако движут революцию вперед массы, и только в случае крайней необходимости им можно дать команду нажать на тормоза.

Весьма примечателен тот факт, что в отчете слышится едва ли не гимн насилию. Годом раньше, в январе 1926 года, Мао говорил: «При определенных обстоятельствах, когда мы сталкиваемся с наиболее оголтелыми реакционерами, борьба с ними должна вестись до логического конца», не конкретизируя, что под этим имеется в виду. Всего через шесть месяцев на лекции в Институте крестьянского движения он уже отбросил недомолвки и впервые призывал использовать против контрреволюционеров «самые бесчеловечные методы». Если помещики — основная преграда, то убрать ее крестьянство должно только методами революционного насилия. Его истоки кроются в той же классовой ненависти, что двигала большевиками, ниспровергшими власть российской буржуазии.

Представленный Мао в ЦК КПК отчет был настолько зажигательным, что многих заставил сомневаться, стоит ли делать его доступным для простых членов партии. Цюй Цюбо отзывался о нем в высшей степени положительно, у Чэнь Дусю и Пэн Шучжи имелись серьезные возражения. Мао признавал, что мощь крестьянского движения оказалась неожиданной даже для самих ассоциаций, что в деревнях «царила анархия». Напуганный размахом красного террора, Гоминьдан во всех творившихся беззакониях винил коммунистов. К тому же очень скоро стало понятно, что смертные казни из исключительной, по словам Мао, меры наказания превратились в привычный инструмент расправы с неугодными: отца Ли Лисаня, ставшего к тому времени членом ЦК, не спасло от самосуда и письмо, которое сын направил в местную крестьянскую ассоциацию.

Между тем из Москвы подоспели новые, совершенно неожиданные инструкции. До сих пор обозначенная Сталиным линия Коминтерна сводилась к сдерживанию крестьянского движения — из опасений, что оно может подорвать союз между КПК и Гоминьданом. Теперь же Коба объявил это «грубейшей ошибкой». Полученные в Шанхае тезисы требовали совершенно обратного: «Страхи того, что обострение классовой борьбы в деревне приведет к ослаблению антиимпериалистического фронта, являются абсолютно безосновательными… Отказ от развития аграрной революции — преступление». Требование Коминтерна сохранить единый фронт вступало в явное противоречие с агрессивной тактикой действий коммунистов.

Руководство КПК приняло компромиссное решение. В марте «Сяндао» опубликовало две первые части отчета Мао. Завершающий же раздел, где автор призывал к массовым казням помещиков и высмеивал левое крыло Гоминьдана за то, что «они посходили с ума от страха перед восставшими народными массами», журнал опустил.

Мао все ближе сходился с Цюй Цюбо, а его отношения с Чэнь Дусю носили чисто формальный характер. «Если бы крестьянское движение было более организованным и имело достаточно оружия для ведения классовой борьбы, — сказал он десятью годами позже Эдгару Сноу, — то возникновение руководимых коммунистами районов продолжилось бы по всей стране. Но Чэнь Дусю выступил тогда против. Он не понимал роли крестьянства в революции и очень недооценивал его возможности».