Мао Цзэдун

Он с головой ушел в работу с крестьянством, которое, как и предполагалось, начало играть все более заметную роль в продвижении революционных войск на север. После того как корпус Чан Кайши оставил позади Сянтань, Мао направил в родную деревню Шаошань пятьдесят слушателей своего института ознакомиться с деятельностью крестьянских ассоциаций. Через месяц в журнале «Нунминь юньдун» («Крестьянское движение») он опубликовал статью, где впервые определил землевладельцев как основное препятствие в деле революционных перемен и назвал крестьян главным орудием их уничтожения:

«Вплоть до сегодняшнего дня еще находятся люди — даже внутри революционной партии, — которые не понимают, что величайшим врагом революции в экономически отсталом, полуколониальном государстве является феодально-патриархальный класс землевладельцев. Именно он служит надежной основой реакционного правительства внутри страны и его империалистических покровителей за ее рубежами. Без устранения этой основы невозможно разрушить всю возведенную на ней пирамиду. Наши милитаристы — всего лишь охранные псы своих феодальных сюзеренов. Заявлять о необходимости избавиться от власти милитаристов, оставив в неприкосновенности класс крупных землевладельцев, — значит не видеть различий между главным и второстепенным, между причиной и следствием».

Логика привела Мао к неизбежному выводу: все остальное, в том числе и пролетариат, отходит перед данной проблемой на задний план. Он даже не пытался замаскировать этот факт: «Классовая борьба крестьянства по природе своей отлична от рабочего движения в городах». Цель последнего — не свержение господства буржуазии, а завоевание права создавать свои профсоюзы. Крестьяне же вели элементарную борьбу за выживание:

«Хотя все мы знаем, что рабочие, студенты, мелкие и средние торговцы должны подняться в яростную атаку на компрадоров и империализм в целом, хотя мы знаем, что рабочий класс является естественным вождем других революционных классов, без широкого крестьянского движения против привилегий крупных землевладельцев окончательно покончить с господством милитаристов и империалистов будет невозможно».

Этот аналитический вывод вызревал у Мао в течение долгих месяцев. Но если в феодализме китайской деревни основное препятствие для дела революции видели многие, то постичь сущность этого тезиса и довести его до логического завершения (неприемлемого по своей идеологии для КПК и по чисто практическим мотивам — для Гоминьдана), кроме Мао, не пытался никто.

Статья в «Нунминь юньдун» не вошла в сборники трудов Мао, выходившие в 40-е и 50-е годы, — она была слишком неортодоксальна. И все же пришедший двадцатью годами позже под покровом чистейшей идеологической нравственности триумф коммунизма начался с мобилизации широких слоев крестьянства, а вовсе не городского пролетариата.

Пока Мао оттачивал интеллектуальное оружие своей будущей стратегии, слушатели Института крестьянского движения уходили все дальше в глубь сельских районов Хунани, Хубэя и Цзянси, чтобы после прохода отрядов Чан Кайши помочь местным жителям создать свои ассоциации.

Успешно шли дела и на полях битвы. 12 августа Чан Кайши проводит в Чанша военное совещание, которое назначило нового губернатора Хунани Тан Шэнчжи командующим объединенной группировки войск, куда вошли его собственные отряды и части Гоминьдана. Цель группировки — занять город Ухань. Командование силами северян взял на себя лично генерал У Пэйфу, но его солдаты не выдержали натиска противника, и в начале октября задача была выполнена. После двухнедельной остановки армии Чан Кайши продолжили продвижение на север и в ноябре взяли столицу провинции Цзянси город Наньчан. Таким образом, к ноябрю Гоминьдан подчинил себе все соседние с Гуандуном провинции. В руках противоборствующей стороны оставались лишь северные районы Фуцзяни — да и то лишь на несколько недель.

На протяжении всего этого периода КПК оставалась в стороне от происходящего. В сентябре Кантонский комитет партии, представлявший, у кого в Гоминьдане сосредоточена реальная власть, призвал центр пересмотреть политику объединения с левым крылом союзников. Его доводы (позднейшие события подтвердят их) сводились к следующему: лидеры левых гоминьдановцев представляют собой сборище «случайных людей, лишенных каких-либо принципов и идеологии, постоянно ссорящихся между собой на почве личных интересов». Чэнь Дусю уже в который раз ощутил неловкость своего положения — опять приходилось защищать ненавистный ему единый фронт лишь потому, что на его сохранении настаивал Коминтерн.

Симпатии Мао лежали на стороне кантонцев. Не хуже, чем им, ему были известны лицемерие, склочность и себялюбие гоминьдановских леваков. К тому же Мао хорошо знал, что в их партии сделать карьеру он уже не сможет: срок его директорских полномочий в Институте крестьянского движения закончился, а другой работы не было.

И все же помощь пришла именно от крестьян.