Маори по кличке "Литой" (СИ)

Судя по всему, победы ему голову не вскружили, а если точнее, то и не занимали особенно. Да, он пропускал удары в клетке, Ричард, так звали спортсмена, что позволило репортерам наградить его прозвищем «Львиное Сердце», мог оценить их силу и тяжесть, он бывал и на полу, сбитый с ног, но вскакивал так, словно пол отказывался его держать и подбрасывал в воздух, сразу ставя на ноги — и тут же шла дикая, бешеная рубка. Человек, пропустивший такой удар, обязан хотя бы пару секунд, даже если он маори (а те славились непробиваемыми головами), попытаться сориентироваться, уйти в клинч, повиснуть на противнике, закрыться — голова у всех устроена одинаково! А этот… Удар — падение — на ногах — взрыв — нокаут. Порой казалось, что он намеренно пропускает удары, такие идиоты бывают в ринге и в клетке, чтобы ошеломить противника, но Ричард, как мы уже говорили, был человеком честным — Моана чуть недобирал в технике, поэтому — в теории! — достать его было можно. Только толку не было ни на грош. Может, удары взбадривают его самого?! Готовясь к поединку с новозеландским людоедом, Ричард сделал упор на технику и силу удара. Выносливость тут пошла в минус, она не понадобится — или будет быстрая победа, или такое же быстрое поражение, с Моаной долгий бой не получится в любом случае. Обыграть и бить. Бить так, как не бил никогда в жизни. На поражение, на сломанные пястные кости, на расплющенные костяшки, наповал — или будет тяжелый нокаут. Который запросто может оборвать карьеру. Прошел было слушок, почти что равный информации, что Моану покупают на то, чтобы тот лег, и Ричард, хоть и поморщился деланно, надеялся, честно говоря, что маори польстится на деньги — нет. Не польстился.

Ричард был белым человеком. Голландец по происхождению, проживавший в США. Характер у него был спокойный, выдержанный, его непросто было напугать или вывести из себя. Это не раз спасало его в клетках, а заодно и в жизни. Он был очень хорошим бойцом и в следующем бою, как отметил про себя Джекки, как и противник Риверы в «Мексиканце», готовился биться за титул чемпиона мира. Чудна жизнь людская, чудна, полна сюрпризов, Джек Лондон придумал историю, а сейчас под нее готовится реальная ситуация, в том, что Ричарду конец, Джекки почти не сомневался. Но — почти. Как-никак, это была «большая» клетка и не только потому, что там юлили операторы спортивных каналов, метались репортеры, брались допинг-пробы и вертелись такие суммы, что казались легендами, нет. Она была большой и потому, что там бились львы, профессионалы, тренированные по последнему слов всех возможных и пригодных для этого, наук, с более, чем суровым подходом к своей тяжелой, красивой, страшной работе. Моана был воином, прошедшим огонь, воду и медные трубы, он бил наповал, не было человека, который остался бы на ногах после его удара, но Джекки так же знал, что небывалые природные данные человека порой падают перед расчетом, знанием, умением и подготовкой. А Моана готовился, читая Киплинга, трахая свою проститутку, чернокожую, как африканская змея мамба, негритянку с дредами до пояса, ел, что любил, в спортзале работал так, как это делают просто люди, более-менее серьезно относящиеся к поддержанию физической формы, ходил на лодке в море, а больше ни пса не делал. Да еще и дрался в период подготовки к этому поединку.

«Твою. Мать. Кажется, я погорячился. Точнее, не был достаточно горяч, чтобы заставить Моану тренироваться по уму, толком, истово, хотя бы к этому бою. Он может проиграть сегодня. Тогда — конец. Возможно, его удастся оставить в большой клетке, но тогда никто не сможет доказать «Стальным крысам» и «Монгрелам», что Джекки не прокинул их всех, заверив, что Моана не ляжет, а сам, тем часом, снял такую пенку, что не во всякий бак для белья войдет. Если Моана победит, я сегодня же соберу сходняк и уйду на покой. Казуары. Ферма» — подумал Джекки, стоя рядом с Моаной. Тот, скотина, был спокоен, как и всегда, перед боем. Его словно тут и не было. Джекки порой казалось, что в бою Моана видит что-то свое, не раз казалось. Может, он не видит и самой клетки, может, он дерется в лесу, в поле, с таким же маори из другого племени — как знать. Он словно отсутствовал здесь. Но тут Моана повернул к нему свое татуированное лицо.

— Джекки, не беспокойся. Я положу этого белого парня. Ни «Монгрелы», ни твои ребята не получат шанса снять с тебя голову. — После чего тупой сын северного берега, который ничегошеньки не знал о понятиях улицы, снова отвернулся, а Джекки, матерый бандит, человек, которого многие боялись, получивший право приказывать, выбившийся в главари и сильно увеличивший доли прибыли банды, почувствовал себя дитем неразумным, которое, перед экзаменом в среднюю ступень школы, успокоил походя добрый папа. Джекки так захотелось врезать Моане по роже, что он чудом сдержал свой порыв.