Марь

— Да, поначалу мы были вместе.

— А потом?

— А потом разделились. Потерялись в тумане.

— И ты оставила ее одну? — Маменька уселась на свою любимую оттоманку, — Ты пренебрегла единственной своей обязанностью, Мария! Ты оставила без присмотра младшую сестру!

Между ними с Анютой было всего два года разницы, но Мари с детства усвоила непререкаемое правило: она — старшая сестра, Анюта — младшая. Это правило с младых ногтей внушалось маменькой им обеим. И даже когда они стали взрослыми, ничего не изменилось. По крайней мере, для маменьки.

— Да, я потеряла Анюту в том тумане. — И даже когда они стали взрослыми, Мари никак не могла избавиться не только от ответственности, но и от чувства вины. — Прости меня, мама.

— И по твоей вине она едва не утонула. — Маменьке не было нужно ее раскаяние, а что ей было нужно, Мари пока не могла понять.

— Мама, это я едва не утонула. — Она выразительно посмотрела на грязную лужу, натекшую со своей одежды. — С Анютой, слава Господу, все хорошо.

Маменька тоже посмотрела на лужу. На ее прекрасном, лишенном возраста лице промелькнула гримаса отвращения. Мари очень хотелось думать, что причиной тому стала грязь, а не она сама. Она всегда оправдывала мать и всегда винила себя. Но не на сей раз! На сей раз в маминых словах была просто чудовищная несправедливость!

— По твоей вине едва не утонула твоя младшая сестра, — повторила маменька, — а сама ты превратилась в посмешище, Мария. Посмотри, как ты выглядишь! Это просто позор! Старшая дочь графа Каминского выглядит как оборванка. Если ты надеялась хоть когда-нибудь выйти замуж…

— Я не надеялась!

— …То можешь об этом забыть! — Маменька достала из складок платья флакончик с нюхательной солью, поднесла к лицу, простонала: — Все мои попытки устроить твое будущее, Мария, разбиваются о твою чудовищную глупость и преступное вольнодумство.

Она немного помолчала. Мари тоже молчала, собирала остатки сил, чтобы не расплакаться от обиды. Спорить было бессмысленно, оправдываться тем более.

— Я не желаю видеть тебя вечером за ужином. — Маменька убрала флакон. — Оставайся в своей комнате до моего особого распоряжения.

Она так и сказала: до особого распоряжения. Словно Мари была преступницей, а она — судьей.

— Как скажешь, мама. — Мари сделал шаг к двери.

У двери ее и догнал вопрос маменьки:

— Что ты там видела?

— Где? — Она замерла, но оборачиваться не стала.

— На болоте. Что ты видела необычного?