Марь

Первый случился на болоте. Очнувшись от зимней спячки, затлели, задымили торфяники. В небе над болотом теперь отчетливо виделось розовое марево. Или зарево? И тощие болотные волки, которых деревенский люд называл псами Мари, все чаще выходили на границу болота, а иной раз эту границу пересекали, чтобы рвать живность и пугать сельчан. Пока до настоящей трагедии дело не доходило, но разговоры, что нужно снарядить охотников на болото, звучали все громче и громче. Даже отец пару раз обмолвился о необходимости большой охоты.

Второй пожар с самой зимы тихо тлел в усадьбе, чтобы к весне вспыхнуть ярким и злым скандалом. Когда Гордей попросил у родителей Мари руку и сердце их старшей дочери, ответом ему стал категоричный отказ. Отец в основном молчал и хмурился, говорила маменька. С холодно-вежливой улыбкой она посоветовала господину доктору поискать партию среди девушек своего круга. Потому что одно дело, когда наследница знатного рода по глупости или простодушию якшается с простолюдином, и совсем другое, когда собирается связать с ним свою судьбу. И что не бывать такому никогда, потому что она, графиня Каминская, не позволит замарать свое честное имя этаким мезальянсом.

Мари тем же вечером ушла из отчего дома. Собрала все самое необходимое, расцеловала Анюту и нянюшку и ушла, не оглядываясь. Теперь только она одна была хозяйкой своей судьбы. Она да Гордей, который ждал ее в экипаже.

Их тихое счастье перед людьми и богом скрепило такое же тихое венчание в маленькой деревенской церквушке. Гордей не желал, чтобы его любимую женщину смели упрекать в недостойном поведении. А Мари было все равно. Вырвавшись из-под родительской опеки, она, наконец, почувствовала себя живой и свободной. Теперь у нее было все для простой женской радости.

Радость эту омрачали лишь сны. Марь пробиралась в них горькими дымными языками, дурманила разум, бередила душу. Во снах Мари видела то огромную рыбу с печальными глазами, то призрачную птицу, от взмаха крыльев которой делалось жарко и душно. Иногда в ее сны заползала змея, обвивала Мари своим длинным хвостом, сжимала в железных объятьях, не давая вздохнуть. И тогда Мари просыпалась с криком и кашлем, задыхаясь и хватая ртом воздух. Гордей тоже просыпался, гладил ее по голове, заглядывал в глаза. Она успокаивала его, улыбалась, рассказывала всякие глупости, но не говорила правду. Только это не помогало. Гордей черпал силы из того же источника, что и она сама. И боль ее чувствовал как свою. Вот только поделать ничего не мог.