Марь

Стеша тогда не нашлась с ответом, но к травкам присмотрелась очень внимательно, а потом еще у фельдшера Герасимовича уточнила, какая трава от чего помогает. Герасимович был с похмелья, и Стешины расспросы ему не понравились, но отказывать ей в такой малости он не стал, все подробно разъяснил. Он разговаривал с ней как с маленькой. Словно она не закончила три курса мединститута, словно она ему неровня. Стеша сначала хотела обидеться, а потом передумала. Кто она такая, чтобы учить жизни человека, у которого уже большая часть этой самой жизни позади? В обмен на травы Герасимович дал ей корзинку с «гостинцем». «Гостинец» по нынешним временам был царский: десяток яиц, холщовый мешок с мукой, шмат сала и завернутая в пожелтевшую газету вяленая рыба. Ни одна болотная трава столько не стоила.

— Чем богаты, — сказал тогда Герасимович, закуривая вонючую самокрутку. — Люди несут, а мне одному много ли нужно? Ты иди, девонька, пока не стемнело. Ступай уже!

Все они здесь, в этой глуши, боялись темноты. Стеша помнила незваных ночных гостей, поэтому тоже боялась, хоть и пыталась убедить себя, что причина ее страхов лежит в иной плоскости и боится она не угарников, а топкого бездорожья.

Разговаривать про ту страшную ночь баба Марфа отказывалась. На все Стешины расспросы отвечала односложно и зло:

— Не твое дело, Стэфа! Твое дело за малой присматривать, да меня слушаться.

— И у болота ничего не брать! — злилась Стеша. — Ни грибов, ни ягод! Ничего!

— А чтоб у болота ничего не взять, на болото не нужно ходить! — Баба Марфа сарказма не понимала и не принимала.

— И если Марь увижу, сразу домой бежать! Что это за Марь такая, бабушка?

Про Марь баба Марфа тоже отказывалась разговаривать. Сказала лишь, что у Серафима язык без костей, а в голове болотный туман. Сказала, что нет никакой Мари, что все это детские сказки. Вот только лицо у нее при этом сделалось мрачное и совсем старое. Наверное, именно поэтому Стеша даже не пыталась узнать о ночном госте. Понимала, что баба Марфа все равно ничего не расскажет.

Про ночного гостя она как-то спросила у Серафима. Он как раз собирался в деревню, а Стеша вышла его проводить. Разумеется, не просто так вышла, а с намерением разговорить и узнать правду. Но тот в ответ лишь замотал головой, а спустя долгие минуты тягостного молчания сказал:

— Это не моя тайна, Стэфа.

— А чья? Бабы Марфы? Так у нее этих тайн хоть соли! У нее в кладовке череп! И еще в горшке с цветами! Зачем ей черепа?