Марь

— А змейку я ей все равно вырежу! Хоть ругайся, хоть гони меня! Всем нужны обереги, а ей особенно! Видишь, какая она? Ты же видишь?!

— Серафим, в последний раз тебя прошу! — Голос бабы Марфы сделался похожим на шипение. Наверное, Серафим когда-то и ей подарил резную змейку, а теперь она сама стала злой и опасной, как болотная гадюка. — Отвар принеси! И таз с холодной водой! Полотенце со стола прихвати! И за что мне все это? За какие грехи?

— Ты знаешь, за какие грехи, тетушка. За те грехи, которые ты сейчас на нее пытаешься повесить. Сама не решилась, а за нее пытаешься решить. — Серафим говорил спокойно, в тихом голосе его не было страха, лишь жалость.

— Хочешь девчонке помочь — делай, что велю. А советов от тебя мне сейчас не нужно.

Заскрипели половицы под удаляющимися шагами. На лоб снова легла шершавая неласковая ладонь.

— Я умираю, бабушка? — спросила Стеша. Страха не было. Серафим сказал, что за отказ от выбора нужно платить. Вот она и платит. Хоть и не знает, от чего отказалась.

— Дура ты, Стэфа. — Неласковая ладонь надавила на лоб. Должно было стать больно, а стало легче. — Жар у тебя. Простыла, видать, когда в деревню ходила.

— У меня дым, — прошептала Стеша. — Внутри дым… А раньше была вода…

— Дым… вода… Все у тебя есть, кроме мозгов, девочка. Серафим, где ты пропал? А ты, малая, не плачь, не плачь! Все с твоей Стешей будет хорошо. Денек-другой в кровати поваляется и снова дурить начнет.

Так оно и вышло. Стеша провалялась в бреду и лихорадке ровно два дня, а на утро третьего очнулась совершенно здоровой и зверски голодной. Вот и пригодилось сало, которое передал бабе Марфе фельдшер Герасимович. И молоко, которое принес из деревни Серафим, Стеша тоже выпила с большим удовольствием. Молоко немного пахло гарью, но, наверное, это ей только казалось. Одной рукой Стеша держала глиняную чашку, а второй обнимала Катюшу. В руках у сестрички была ее ненаглядная птичка. Стеша поймала себя на том, что никогда не рассматривала птичку вблизи, не выясняла, какого та рода-племени.

— Это голубь у тебя, Катюша? — спросила она и погладила сестру по макушке.

— Это сова, — ответила Катюша и прижала птичку к груди. — Ты не разбираешься, что ли, Стеша? Вот смотри, какие у нее большие и круглые глаза.

— Сова… Точно сова! — Чтобы не разреветься, Стеша крепко зажмурилась, а потом поцеловала Катюшу в макушку.

— А тебе дядя Серафим обещал змейку вырезать, — прошептала Катюша ей в ухо. — Чтобы ты больше никогда не болела.