Марь

— Малой на болоте лучше будет, безопаснее, — сказал Серафим.

— На болоте? Мне, значит, опасно, а Катюше безопасно, да?

— Да. — Привычным жестом Серафим сунул ладони под мышки. — Пока ты жива, малой на болоте ничего не угрожает. Ты первая, Стэфа.

— В каком списке я первая?

— Ты веришь в судьбу? — спросил он.

— Нет!

— У каждого своя судьба. Вот я, к примеру, многое могу. Обереги умею вырезать. Хочешь из дерева, хочешь из костей. Даже из рогов могу. Меня никто не учил, я просто умею. И болото слышу. Не все понимаю, но даже на расстоянии знаю, когда оно злится, и чувствую, сытое оно или голодное. Вот такая у меня судьба. Она вырезана на дереве или на кости. А может, выцарапана на рогах. А у тебя судьба другая, но и она еще не определена. Я выбирать не мог. А ты можешь. Хочешь — ее огнем выжгут, а хочешь — напишут водой. У тебя есть выбор.

— А если я не хочу выбирать? — спросила Стеша, вглядываясь в стремительно темнеющие глаза Серафима. — Если я не верю в такое?

— Можно и не выбирать. — На дне Серафимовых глаз всплеснула хвостом древняя рыба. — Только тогда придется платить.

— Чем?

— А всегда по-разному. Можно своей жизнью, можно жизнями тех, кого любишь. Но платить все равно придется. Такая судьба.

Древняя рыба снова всплеснула хвостом. Стеша испуганно отшатнулась и закричала. Вместе с криком из ее груди вырвались едкие клубы дыма. А потом на Стешин лоб легла холодная ладонь, а сердитый голос проворчал:

— Сколько тебе раз повторять, чтобы не рассказывал ей ничего! Не нужно ей это знать! Не готова она! И не будет готова никогда!

— Так не говорил я ничего, тетушка! Ни тогда, ни теперь! Ничего из того, что ты запретила, не рассказывал.

— Не рассказывал, говоришь? А чего ж она тогда в лихоманке бьется? Тот раз чуть не захлебнулась, а теперь от нее дымом несет!

— Я же только про рыбу, тетушка. Про рыбу все в деревне знают. Что ж в этом плохого? Она про черепа спрашивала. Ты ей не ответила, так она ко мне с вопросами пришла.

— Я запретила! Не должна она ничего знать ни про рыбу, ни про угарников, ни про… Марь. Что ты рассказал ей про Марь, Серафим?

Стеше нужно было затаиться, дослушать до конца этот странный разговор, но она не выдержала, закашлялась, застонала, попыталась сесть. Все ее тело горело огнем. Каждая косточка, каждая мышца потрескивала от жара и напряжения.

— Лежи, девка! — Кто-то неласково толкнул ее в грудь, опрокинул обратно на спину. — А ты чего застыл? Отвар принеси!

— В тот раз ей так плохо не было. С водой ей легче, чем с огнем, да?

— Вон пошел!