Меня саму удивляет решительность и отстранённость в собственном голосе.
Кристиан продолжает смотреть на оружие с сомнением, давая мне непростительно много времени, позволяя осознать, что я опять принимаю решение сгоряча. Я ни с кем не попрощалась, ничего не объяснила сестре и не сказала Александру самого важного, перенеся наш разговор на завтра. Разговор, от которого я теперь отказываюсь, сбегаю, не зная даже, что именно должна ему сказать.
Я знала, что этот день придёт, но не думала, что так скоро. Эта зима даже не успела закончиться. Мне не удастся встретить Коляду следующей зимой, повеселиться на любимом празднике всех Мар.
Я не увижу оттепель и не смогу поесть со всеми блины на Масленице, прощаясь с зимой. А позже не вспомню запахи черёмухи и сирени по весне.
Не вспомню тепло лета в Серате или вкус лесных ягод, собранных прямо с кустов.
Душу внутри рыдания, которым необходимо вырваться наружу, но я упрямо сжимаю челюсти и не отказываюсь от своего предложения, продолжая держать оружие.
Кристиан сжимает рукоять, принимая кинжал, я вздрагиваю лишь на мгновение, зная, что в любом случае момент, когда я буду полностью готова оставить их всех, не наступит. Я не могу ничего с собой поделать и закрываю глаза, пока мужчина поднимается, нависая надо мной. Я, как и все, боюсь смерти и боли, но не позволяю себе отступить даже на полшага назад, когда он кладёт широкую ладонь мне на плечо. Вся напрягаюсь, ожидая внезапного удара, но Кристиан обнимает меня и успокаивающе гладит по волосам.
– Так это не делается, Агата. Только не так.
Его голос полон сожаления, отчего я начинаю рыдать. Цепляюсь за его кафтан и плачу, обиженная на свою судьбу, растерянная и одинокая. Злюсь, зная, что все могут остаться жить и быть счастливы. Все, кроме меня. Зная, что Александр и Анна возненавидят меня, услышав, что я вложила в чужую руку кинжал, предлагая воткнуть его мне в сердце.
– Да, я сказал, что мне следовало… но я бы не смог. И на это у меня больше причин, чем я бы хотел. Во-первых, я не настолько жесток, чтобы вогнать нож в грудь беззащитной девушки. Даже мёртвой.
Я сдавленно хмыкаю в ответ на попытку Кристиана пошутить. Однако чувствую предательское облегчение, что он даёт мне небольшую отсрочку. Хотя бы на день.
– Ты уже спасла Северина. А теперь, узнав, что мой второй племянник в опасности, без раздумий протянула лезвие, готовая умереть. Не многовато самоотверженности для такого маленького тела?
Он дожидается, пока я перестану сотрясаться от всхлипов, и только после усаживает меня на кровать, садясь рядом.
– Во-вторых, я пообещал Аарону тебя не трогать и даже не говорить о его возможной смерти, пока ты сама не придёшь ко мне с вопросами. Конечно, этот мальчишка никогда не дорастёт до того, чтобы мне приказывать, но наша связь не даёт мне так просто нарушать обещание, данное ему.
– И в—третьих, что ж за брат я такой, если бы убил недавно ожившую сестру, хоть и отношения между нами не клеятся уже столетия?
Он хитро улыбается, обнажая белые зубы, когда я поворачиваюсь к нему с немым вопросом. Я забываю о слезах, не понимая, каким родством мы можем быть связаны.
– Я – Морок, Агата. Наставник Аарона.
Я ошарашенно открываю и закрываю рот, не уверенная, сколько ещё правды могу переварить за сегодня. Но эти несколько слов делают Кристиана почти родным, и я выдыхаю с облегчением, понимая, что между нами нет преград. Он, как и Александр, понимает меня лучше, чем кто-либо другой. Зная все тайны, он осознаёт, о чём просит, и я боюсь представить, насколько трудно ему это даётся.
– Так вот почему ты всё время называешь его Аарон, хотя это имя дали ему Мороки.
– Это имя дал ему я, когда забрал от отца, чтобы мальчику было легче жить вне дворца, – произносит мужчина.
– Сколько тебе лет? Где твоя маска? Как такое возможно? Вы действительно родственники? Северин знает? Почему ты…