Марафон нежеланий

– Кто дальше?

– Я соглашусь с Лерой, что иногда Лина говорит слишком много и слишком подробно, но это одна из ее отличительных черт, то, что делает ее Линой.

– Рита, Рита… Лине не нужны твои оправдания и жалость. Ей нужна правда. Зачем ты здесь? Твои подбадривания и утешения мешают всем работать над собой. Мешают?

Мы переглянулись и замотали головами.

– Рита, правду.

– Мне кажется, что иногда она не совсем честна.

– Слишком легендаризирует свою биографию, – быстро выпалила я, надеясь, что акцент сместится на выдуманное слово, а не на смысл.

– Считает, что ей нужно рассказывать про себя, а не показывать. Я хочу увидеть, а не услышать, – сказал Антон, а Макс слишком громко шепнул:

– Встань в очередь, парень.

Сава с Лёвой перефразировали Антона так, чтобы Макс не смог ввернуть свои пошлые фразочки.

В отличие от нашего первого выступления, сейчас Лина стояла с непроницаемым видом. Более-менее живо она отреагировала только на слова Макса.

– Спасибо, – кротко сказала она. – Я постараюсь исправить то, о чем вы говорили.

– Нет. Вы здесь не для того, чтобы исправлять то, что другие называют вашими недостатками. Ты должна подумать, как превратить их в искусство. Оставайся собой и покажи всем, что ты самая завораживающая картина.

– Но я не такая. Я… я все еще ищу себя. Я не знаю, кем хочу быть.

– Лина, расскажи всем то, что ты рассказала мне прошлой ночью.

Глава 13. Лоренцо Лотто. «Спящий Аполлон и музы»

У каждого есть такие места в родном городе, которые связаны с подростковыми годами. Где ты пробовал что-то новое – алкоголь или целоваться, где проводил часы в мрачных раздумьях или тусовался с малознакомыми ребятами.

У меня все это прошло в одном месте. Если бы оно существовало сейчас, я бы не посмела осквернить его своими новыми, взрослыми мыслями, более искусными поцелуями или приятным вином. Я бы меланхолично проходила, стараясь не ощущать себя в настоящем, а ныряя в прошлое, прокручивать те дни после школы в 14–15 лет.

Моим местом было граффити поэта Ангела Смертина. Тогда всех нас, меланхоличных подростков с грустными глазами и возвышенными мыслями буквально трясло от обожания к нему. Граффити появлялись в крупных городах, но не в Москве и Питере. Поэтому мы считали себя особенными, отмеченными этим печально-красивым поэтом.

В моем городе появилось шестое по счету граффити. Кроме предыдущих пяти четверостиший на стенах ветхих деревянных бараков в Казани, Челябинске, Тюмени, Екатеринбурге и Уфе, никто ничего не читал у этого поэта. Ноль информации в интернете. Никаких сборников, даже самиздата. Он стал популярным только благодаря этим четверостишиям, так точно бьющим в наши хрупкие подростковые сердца. Каждое сочетание слов, каждый ритм и образ были про нас. После нового граффити местность вокруг обрастала неформальной тусовкой: 14-летние тощие поэты, длинноволосые гитаристы, анорексичные девушки с бинтами на запястьях, мальчикоподобные лесбиянки. Большинство не общалось друг с другом – просто сидели с апатичным видом в одиночку или перешептывались с друзьями. Каждый думал – это послание для него, это про него. Тем более всегда была подпись: «Твой Ангел Смертин».

Когда число граффити (примерно за год) перевалило за десять, об Ангеле заговорили все. В городах стали появляться его подражатели. Несмотря на то что Ангел нигде не заявлял о себе, не давал секретных интервью, настоящие поклонники его творчества могли отличить те граффити от настоящих – в них были просто слова на стене, а в граффити Ангела – наша жизнь.

Мы чувствовали, что он один из нас. Не взрослый, играющий в подростка, и не румяный мальчик, притворяющийся сломленной душой. Потом в интернете стали появляться полные версии стихов, какие-то были действительно похожи на Ангела, тогда как другие разбивали его мир образов парой слов. А потом… Одно крупное издательство объявило о печати сборника стихов Ангела. Появились статьи с короткими интервью (с ним связывались через анонимный имейл, который предоставило издательство). Такими отстраненными, но в то же время искренними.

«– Одна фраза, которую бы ты сказал всем тем детям, которые боготворят тебя?

– Я тоже ребенок, я вас понимаю!»

Или вот это:

«– Почему ты все-таки решил опубликовать сборник?