Марафон нежеланий

– Я никогда не думал выпускать книгу. Мне нравилась идея создания мест, где будут собираться самые хрупкие души города. Но со временем эти места превратились в массовые достопримечательности, как купеческие особняки и китчевые скульптуры. Ребят оттуда прогоняют, где-то, по-моему в Тюмени, мою стену даже отгородили решетчатым забором. Я не хотел прекращать диалог с моими друзьями, поэтому согласился на публикацию».

Писали, что это одаренный парень 14–15 лет, который уже поступил в университет и там мучился от непонимания. От тоски по внезапно закончившемуся детству он и начал писать.

Особой популярностью пользовалась теория, что он уже покончил с собой, после тех десяти граффити, а сборник решила выпустить его семья, на память. Особенно почитавшие молчание Ангела говорили, что это не его стихи и интервью, просто лже-Ангел хочет заработать денег. Даже фотография, появившаяся в анонсе на сайте издательства, их не убедила. На фото худой парень в огромной черной толстовке и вытянутых черных джинсах стоял спиной и писал первые строчки на той самой первой стене в Казани. Эту фотографию и решили поместить на обложку сборника.

С такой скоростью сборники поэзии в новейшей истории России еще не раскупали. А после выхода – тишина.

Критикой я тогда не интересовалась. Но сборник почти не обсуждали. Думаю, как и мне, всем было страшно написать: «И? Это то, чем мы горели?» А вдруг все остальные, кроме меня, поняли, прочувствовали?

Ангел пропал. Больше ни одного интервью, ни одного граффити. Дом с той стеной в нашем городе снесли через пару лет. Мы повзрослели, кто-то променял тяжелый рок на инди-песенки, кто-то ушел на самое дно с атрофированными героином венами, кто-то скинул кокон подростковой некрасивости и превратился в прекрасную бабочку, которой не нужны меланхолия и трещины, – она порхает между фитнес-клубами и курсами какого-нибудь тайм-менеджмента, пишет заметки о позитиве и личной продуктивности. Об Ангеле я больше не слышала, да и не вспоминала в последние годы.

И вот он, а точнее, она стоит передо мной. Легенда моей юности. Сначала я подумала, что это еще одна мистификация Лины. Между ее сочиненными на ходу строчками и теми четверостишиями – ничего общего.