Марафон нежеланий

– Давай. Тогда я первая спрашиваю. – Я уже знала Риту, она бы все оставшееся время слушала меня и своей эмпатией вызывала бы только раздражение.

– Что самое печальное в твоей биографии?

Она долго не решалась заговорить. В темноте я ощущала, как она глубоко вдыхала и открывала рот, чтобы начать, но потом только шумно выдыхала.

Так прошло еще минуты две. Потом, громко выдохнув, она все-таки заговорила:

– Мама ненавидела меня с рождения. Сначала я испортила ей фигуру, а потом не оправдала надежд во внешности. Она… она – что-то среднее между Бриджит Бардо и Клаудией Шиффер. Если к ним вообще употребимо слово «среднее». А я? – Рита грустно посмотрела на меня, не ища утешения и вымученных комплиментов. – Что она только ни делала, чтобы я стала чуточку красивее… Но когда я преодолела тот порог, после которого нелепые тринадцати-четырнадцатилетние девочки оборачиваются красавицами, она поняла, что все бесполезно. Перестала обращать на меня внимание, гулять со мной. А через год ушла к другому мужчине. У них с папой давно не ладились отношения, потому что он всегда защищал меня. Может быть, потому что я больше похожа на него.

– Ты винишь себя?

– Это в прошлом. Конечно, винила. Представь, в подростковом возрасте, когда тебе нужно быть самой красивой и талантливой, как нужно дышать воздухом и есть каждый день, а твоя мать называет тебя ошибкой и уродиной. А потом уходит и почти не общается. Но… Я ведь никак не могу это изменить? Да, это было ужасно. И детство – это та пора, в которую я бы ни за что не хотела вернуться. Но в моем «сейчас» все хорошо, поэтому я не хочу копаться в том, чего нельзя исправить. Папа счастлив с другой женщиной. Мама – с другим мужчиной и маленькой белокурой копией себя. – Тут мои привыкшие к темноте глаза сумели различить нежную улыбку на ее лице, а в глазах – слезы умиления. – Когда я вижу, насколько счастлива эта малышка, как она любима… Я тоже счастлива. За маму, за нее.

– Ты ей не завидуешь? Только честно.

– Немного, но… Это не черная зависть. И я всегда думаю, что я счастливее, потому что для меня самое прекрасное – это то, что есть у меня сейчас. А у нее, возможно, самым прекрасным будет детство. Я замечала, что люди с безмятежным прошлым любят в него кутаться, перебирать фотографии и корешки от билетиков, перематывать пленку, тонуть в старых воспоминаниях. Мне некуда бежать за теплыми грезами, я просто смотрю в глаза проблемам. Решаю их и наслаждаюсь своей силой. С каждым годом я свободнее и счастливее, а когда мне плохо, я думаю, что хуже, чем в мои семь лет с костоправами, ежедневными трехчасовыми тренировками, постоянными соревнованиями, занятиями во всех городских кружках, уже не будет.

– Правда? Или ты просто успокаиваешь себя?

– Правда, – сказала она, сияя, как Будда.

– А как же «Джунгли»? Ты же говорила, что ищешь свою болевую точку?

– Я имела в виду не копание в прошлом. Ничего нового я оттуда не вынесу, кроме какого-нибудь модного ментального расстройства. Я ищу то, что заденет меня в настоящем. Болевая точка – это ведь не буквально что-то больное. Для меня это импульс, что-то, что заставляет воображение вспыхнуть. Не мои внутренние демоны, не обязательно. Хрупкость мира (я вспомнила, как она рыдала из-за Нотр-Дама), жестокость людей, равнодушие к внутренней красоте, ненависть к себе. – Она посмотрела на меня озабоченным взглядом. – Когда знаешь, как больно было когда-то тебе, становится особенно больно за других. Здесь, в «Джунглях», мой импульс – это ваша боль. Вы раздражаетесь моим комплиментам и поддержке, а я знаю, что чуткость и вера в тебя одного человека, как когда-то вера моего папы в меня, могут осветить ваши темные пещеры. Не обидишься на то, что я сейчас скажу?

Как всегда, Рита перевела разговор на собеседника. Но только она могла спросить «не обидишься?».

– Мы здесь, чтобы слушать правду о себе.

– Твоя главная проблема – не отсутствие отца или холодность матери, не желание быть всеми любимой. И даже не непонимание окружающих. Это всего лишь занозы, которые ты не хочешь вытаскивать. Твоя главная проблема – ты просто не хочешь быть счастливой, не хочешь становиться лучше. Ты думаешь, у тебя одной проблемная семья? Нет, все семьи неидеальны. Счастливых семей не бывает, просто все несчастные страдают по-своему. Кто-то борется с проблемами, кто-то вязнет в них, а кто-то тонет с головой. Можно всю жизнь смаковать прошлые болячки, а можно оставить их и наслаждаться сегодня. Ты ведь не веришь в загробную жизнь? Тогда какая тебе разница, будут ли восхищаться твоей сложной судьбой в будущем? Тебе будет все равно, ты уже не будешь существовать. Может быть, лучше сделать свою жизнь восхитительной для себя?

– Я… я правда хочу быть счастливой. Но я не умею. И мне кажется, это уничтожит мой талант, как свет непроявленную пленку.

Раздался сигнальный свист.

– Ну вот, потратили почти все время на обсуждение меня, на то, что мы обе и так знаем. Ты не можешь не переводить на кого-то другого? Хоть чуть-чуть поговорить о себе.