Марафон нежеланий

Вообще, Рите легко было внушить чувство вины, я поняла это еще в первые дни и иногда пользовалась. Например, когда нам задавали что-нибудь нарисовать и у нее получался самый впечатляющий результат, наедине я раздраженно говорила:

– Конечно, у вас, художников, это получится лучше. Почему мы так много рисуем?

Она отвечала что-нибудь типа:

– Мы здесь не для того, чтобы быть лучше или хуже. Мы здесь, чтобы быть собой. Ты – талантливая писательница, я – неплохая художница.

От ее утешений я раздражалась еще больше:

– Я бы могла сделать лучше, если бы высыпалась. Еще ты полночи ходила, а потом сопела. У тебя нос заложен? Прополощи соленой водой, здесь же целое море.

Она начинала извиняться, я чувствовала себя злой сестрой из сказки, но повторяла это снова.

– Я поговорила, – сказала она виновато.

– Спасибо за разговор. – Я испугалась, что после моих грубостей она вообще никому больше не откроется.

– Спасибо за болевую точку.

Миша с Максом вышли хохоча. Тимур быстро шел к ним, но Лина не отставала и продолжала что-то рассказывать. Лёва с Лерой как-то быстро разошлись в разные стороны. Антон и Сава, казалось, говорили о чем-то будничном – ужине или погоде.

Во второй раз мое имя выпало Антону.

Когда мы сели на пол, он быстро спросил:

– Хочешь что-нибудь почитать мне? У меня есть фонарик.

Я помотала головой.

– Мы с Ритой обсуждали, что правильнее для нас, творческих людей, – жить прошлыми ранами или радоваться безмятежному сейчас.

– Я точно знаю, что, как ты выразилась, «правильнее» для тебя, а что для Риты. У всех – свое «правильно».

– А у тебя?

– У меня, наоборот, есть безмятежное прошлое и больное сейчас. Они равны для меня по значимости.

– Что для тебя самое больное сейчас?

– То, что таким, как пять лет назад, я уже никогда не буду.

– Молодым?

– Счастливым. Ты считаешь меня старым? По твоим меркам, я совсем мальчик, мне нет тридцати – «Моему самому молодому было тридцать семь».

В один из первых дней мы разговаривали с Лерой о бывших. Мы сидели у входа в их с Линой домик, а Антон, как я тогда думала, спал в гамаке.

– Я не горжусь этим. Просто всегда так получалось. Можешь рассказать о каком-нибудь счастливом моменте пятилетней давности?

– Теперь моя очередь задавать вопросы. Почему всегда так получалось?

– Не знаю. Хотелось надежности и свободы одновременно. Чтобы я могла решать, когда нам расстаться. Чтобы я могла сделать это с легкостью.

– Ты ведь никогда не любила? Я помню, что ты осталась сидеть на этом вопросе.

– Как в кино и романах? Нет. Я люблю влюбляться, но «долго и счастливо» – это не про меня.

– А что про тебя?

– Быстро и красиво, – сказала я первое, что пришло в голову.

– Ты любишь красиво, – то ли спросил, то ли утвердительно сказал он мне. Может быть, и не мне, он смотрел в окно, на луну.

Я пожала плечами. Больше мы не заговорили.

Третьим был Тимур. Он никак не отреагировал на это. Хотя я думала, что я собеседник приятнее Лины и Макса, с которыми он был до меня.

Мы молча сидели. В голове вертелись банальные вопросы типа «Что тебя вдохновляет?» и «Какой твой любимый художник?». А он, видимо, отдыхал от предыдущих болтунов. В какой-то момент мне показалось, что он задремал. Но потом он спросил меня, откуда я знаю Дементия.

– Откуда ты знаешь, что мы знакомы? – слишком радостно спросила я и рассказала про всех более-менее именитых друзей Сашки, с которыми он меня когда-либо знакомил. Именитых, конечно же, в рамках нашего города.

– Он мне писал, что его знакомая едет к нам. «Сдерите с нее все мясо, чтобы она не боялась показывать то, что внутри. А то она у нас слишком стеснительная».

– Просто он не тот человек, с кем хотелось бы делиться.

– Мы не выбираем, с кем делиться, а с кем нет. Книга не существует, пока ее никто не прочитал, – повторил он слова Адама.

– Да, я согласна, просто… Делиться – это нелегко, мне кажется, даже тяжелее, чем написать что-то достойное. Поэтому я здесь. Пока я могу делиться только с людьми, которым я доверяю, с которыми у нас близки вкусы. А творчество Дементия… Совсем не мое. Извини, что обсуждаю его, но мне кажется, он просто подражатель.

– Мне тоже.

Я попыталась рассмеяться, но Тимур сказал это так серьезно, что я подавилась смешком, который утонул в желудочном соке.

– Не самая лучшая реклама «Джунглей», да? При этом он постоянно рассказывает про нас и рекомендует знакомым. Каждую смену приезжает кто-то от него, о чем он мне с гордостью пишет. Так я о нем даже и не вспомнил бы. Я заговорил про него, чтобы ты поняла – мы не волшебники. Если у кого-то нет таланта, то мы не сможем раскрыть его. Как бы не бурили – из этих скважин, кроме воды, ничего не вытечет.

Это было больнее, чем пощечина.

– Ты… ты хочешь сказать, что у меня нет таланта?

– Нет, я говорю в общем. Часто наши ученики смотрят на других и думают: «Почему с ними ничего не происходит? Почему они не меняются? Может быть, все это – обман. И я такой же бесталанный, но самовлюбленный». Я не хочу, чтобы вы оглядывались по сторонам. Смотри глубоко в себя.

– Хорошо.

– Если захочешь поделиться чем-нибудь, но не расплескиваться фонтаном для всех, заходи ко мне.