Марафон нежеланий

Тимур вышел, чтобы подать сигнал о закончившемся времени.

Глава 16. Кано Исэнъин Наганобу. «Тигр в стиле Мао И»

Мы ложились спать в молчаливой задумчивости. Не знаю, был ли это новый этап в нашем сближении или просто другой палатки не было, но мы все спали под одним тентом. Травяной настой действительно оказался просто травой. Правда, с мочегонным эффектом. С периодичностью в 15–20 минут кто-нибудь из десяти человек обязательно вставал в туалет. Если кто-нибудь и начинал засыпать, то быстро просыпался из-за шума или от того, что на него наступили, пока выходили из палатки.

Прошедший день казался бесконечным. Мысли бурлили, образы калейдоскопом мелькали перед глазами. Мышцы ощущались каменными – пытаясь заснуть, я представляла себя древнегреческой статуей с идеальным, но застывшим рельефом. Тяжесть в теле не давала мыслям унести меня, тело все время напоминало мне, что я здесь, лежу на земле, хрупкая, из костей и мяса, и никуда мне не деться от своей боли. Правда, боль физическая переносится легче, завтра она превратится в приятно ноющую, а послезавтра я о ней забуду.

Почти никто нормально не поспал, но встать поздно не получилось. Почти сразу после рассвета стало очень жарко, солнце душило через тент палатки.

Наскоро позавтракав, мы засобирались обратно в «Джунгли».

Макс, вернувшийся из-за камней с правой части пляжа, радостно закричал:

– Эй! Мы можем просто подняться по этой скале, а потом спуститься на нашу сторону! Пятнадцать минут, и мы дома!

На первый взгляд скала выглядела неприступно. Но она не была отвесной, склон состоял из крупных камней, цепляясь за которые, наверное, можно было бы забраться наверх. С нашей стороны скала была еще более пологой, хотя в один из первых дней нам строго запретили на нее подниматься.

Лина сказала, что это не из-за опасности сорваться, а из-за того, что именно с этой скалы спрыгнул на камни Матвей, тот самоубившийся поэт. «Место его памяти».

– Не можем, – отрезал Тимур. – Это опасно.

– Да брось, не опаснее, чем вчера у вершины.

– Я живу здесь почти пять лет и лучше знаю. Здесь море и камни внизу. Если оступишься, а после бессонной ночи, скорее всего, так и будет, то разобьешься насмерть.

– Я уже больше десяти лет занимаюсь скалолазанием. Здесь даже без подготовки можно легко забраться. Сейчас я вам покажу.

– Мы все идем по вчерашнему же маршруту. Это не обсуждается.

– О’кей, идите. Я поднимусь здесь, высплюсь, пока вы будете идти.

– Мы ВСЕ идем, как вчера. – Тимур подошел к Максу и угрожающе посмотрел.

– Это часть нашей двухдневной практики, – примирительно сказал Миша и взял Тимура за локоть.

– Ну, если часть практики. – Макс демонстративно не смотрел на Тимура и обратился к Мише: – Что нам еще предстоит?

– Пока мы будем идти, мы вместе сочиним рассказ.

Наверное, это было самое забавное занятие за все наше пребывание в «Джунглях». Сначала мы молча поднимались вверх, но когда стали выдыхаться, Миша сказал:

– Начнем.

Мы остановились, но Миша сказал:

– Идите-идите. Мы будем делать это на ходу. Это специальное упражнение, чтобы занять голову и отвлечься от тяжелой дороги.

Он сделал шаг вперед, потом повернулся и сказал:

– Давайте возьмем слово «краб». Каждый говорит по предложению из четырех слов, слова начинаются на «К», «Р», «А» и «Б». Попробуем составить что-то логичное. Вот увидите, это так весело!

Он сделал еще пару шагов вверх (сегодня он шел впереди, а Тимур был замыкающим) и начал:

– Кровавый роман актера и балерины.

Мы сделали еще шагов пять в тишине, потом шедший за ним Антон сказал:

– Который разрушил абстракционист Борис.

Мы рассмеялись, потом снова затихли, продумывая продолжение. Даже когда мы вернулись домой, в голове вертелись подходящие фразы, мозг не успокаивался.

Нас встретили Венера с Забавой. Венера быстро переглянулась с Тимуром и покачала головой. Адам еще не вернулся.

У нас был свободный день, но внутри все так кипело, что не было никакого желания жариться на пляже или дремать в душном домике.

День был небывало жаркий даже для тропиков. От одного взгляда на блестящее море было больно глазам, ручейки пота постоянно щекотали лицо. Голова ощущалась как тяжелый камень, мышцы спины и ног ныли.

Я перелистала блокнот с красивыми словосочетаниями, который вела уже года три. И наткнулась на фразу: «Искусство – это еще одна форма крика».

Я не помнила, моя это идея или просто чья-то красивая мысль. Но на фоне нашего вчерашнего путешествия она запульсировала у меня перед глазами, и я начала перечислять все фразы, которые мне хотелось прокричать в разные годы жизни. От «Я тебя ненавижу!» отцу до «Я хочу, чтобы ты любила меня!» маме. Потом каждую фразу я дополнила небольшим рассказом – перечитав их после эйфории, я увидела самое красивое из того, что я когда-либо писала.

За рассказами я провела целый день, даже не ходила на обед. Когда я шла на ужин, ноги были ватными, а голова кружилась – как будто меня отымел мой собственный текст. Но хорошо так отымел, старясь доставить и мне удовольствие. Я посмеялась, потому что так могла подумать Лина.