Марафон нежеланий

– Угу. Он как-то меня увидел бродящим по их территории.

– И ты решил избавиться от него? Следующей буду я?

– Дослушай! Мы с ним поболтали, им, оказывается, и друг с другом нежелательно разговаривать, а он сходил с ума от молчания. Это не его место, ему нужны коммуникации, друзья. Но уехать – значит сдаться, не это ли и нам внушают? Тем более что за следующие три месяца молчания они еще больше нас заплатили. Вот он и терпел, не осмеливаясь уйти. Я просто помог.

– Мне помогать не надо. Я хочу здесь быть.

– Дура!

– Лучше знать, что ты – дура, чем верить, что ты самый умный.

Он насмешливо фыркнул и вышел.

Глава 24. Василий Суриков. «Енисей»

Антон вернулся через час. Растормошил меня, спящую, и спросил:

– Ты ведь не расскажешь ему?

– Подумаю, – пробурчала я, поправляя перекрученную на талии футболку и ища рукой простыню.

– Я не против кого-то. Я просто хочу узнать правду.

– Неубедительно. Если ты такой борец за честность, то просто спроси у них. – Меня все раздражало.

Липкое тело, тяжелая голова и необходимость думать, чтобы отвечать на вопросы. Я чувствовала, что еще один ответ на его вопрос, и я не смогу заснуть до утра.

– Может быть, так и сделаю. Но, пожалуйста, не говори никому. Просто представь, что ты не знаешь об этом. Это не вопрос преданности. От тебя зависит жизнь Ады.

– От меня?

– От тебя в том числе.

– Ну, конечно. Сначала ты называешь меня сукой, а теперь еще и перекладываешь ответственность за чью-то жизнь.

– Хорошо, ты ничем мне не обязана. Никому не обязана. Просто не мешай, ладно?

– Нет.

– Что «нет»?

Я замолчала. Хотелось его помучить.

– Что «нет», Роза?

– Я не хочу быть в стороне. Мне страшно, – соврала я. – Пожалуйста, рассказывай мне все. Я попытаюсь тебе помочь. Я могу попасть к нему в дом. – Даже сейчас стыдно признаваться, но мне нужен был этот предлог, чтобы в своих собственных глазах оправдать себя, свои визиты к Адаму.

– Серьезно? Что произошло той ночью у него?

– Мы… рисовали, – сказала я таким тоном, чтобы он понял, что не только рисовали. – Он сказал, что я могу прийти еще.

– Порисовать?

– Нет. Я пишу рассказ для его сайта. Вот, – сказала я с застенчивой гордостью, но он никак не отреагировал на это. – Я могу приходить, чтобы показывать свою работу, править ее и так далее.

– Ты правда хочешь помочь мне?

– Нет. Но я ведь часть этой истории. Я боюсь. Не только того, что могло случиться с Адой, но и тебя.

– Меня?

– Тебя. Из-за тебя ушел парень. Ты говоришь, что он хотел. Но ты даже не спросил его прямо. Я хочу, чтобы у тебя был кто-то для совета.

Я чувствовала, как он хотел сказать что-нибудь саркастическое и послать меня. От него как будто бы исходили ядовитые пары.

– Давай попробуем.

– Хорошо. – Я совсем потеряла сон. Села на матрас, натянула футболку на колени, чтобы выглядеть более трогательной. – Расскажи мне все, что ты узнал.

– Я же тебе сказал, что ничего.

Мы замолчали. Мне казалось, что отвернуться к стенке и попытаться уснуть – это значит поверить ему. Тем более что Антон не уходил. Мне хотелось дать ему шанс рассказать что-нибудь невысказанное.

Обычно ночами он сам начинал говорить. Неловкое молчание жужжало каким-то насекомым у порога. Луна уже не светила в окно, наверное, сейчас она золотит кудряшки Риты или вихрастую челку Савы, соблазнительно манит их мерцающей дорожкой в море.

«Почему у них так поэтично и в то же время легко?» – быстро мелькнула мысль, и, не успев ее обдумать, я сказала:

– Пойдем купаться в лунной дорожке!

– Луны уже нет, там тучи. – Антон подошел к окну и с опаской выглянул.

– Ну, тогда просто искупаемся. Я никогда не плавала ночью в море.

– Это опасно.

– Прогуляемся?

– Я не хочу, чтобы нас часто видели вместе. Если ты собираешься мне помогать, конечно.

– Конечно. – Я легла, закутавшись во влажную простыню, и отвернулась к стенке. – Спасибо, что разбудил.

– Извини, но я бы не уснул, не узнав, что ты собираешься делать.

– Теперь не усну я.

– Я могу остаться, если хочешь.

– Расскажи мне сказку. – Я повернулась к нему и по-детски потерла глаза.

– Про «Колючую Розу» или «Холодную Луну»?

– Про Луну.

– Ты знаешь, она правда была ледяной. Ночью, когда Ада впервые осталась у меня, я проснулся из-за ее холодных пальцев ног. Ада так тихо дышала, что я подумал: «Она умерла!» Почему-то она никогда не могла согреться. Ну, нам было горячо, но она очень быстро остывала. И так во всем. Я думаю, и к нему она остыла, но он не захотел ее отпускать.

– Но три года… Ты думаешь, он три года держит ее взаперти? Как тогда она смогла отправить открытку? Мне кажется, сейчас это сложнее, чем позвонить по телефону.