Марди и путешествие туда

«Это, – вдохнул мой гид, – последняя тайна, которая лежит глубже всех остальных. Архангел может не понять того, зачем Оро хранит постоянную тайну; чтобы её обнародовать, все души должны иметь знания, равные знанию самого Оро; эта тайна охраняется Оро, и никто, кроме него, не может её знать».

Увы! Если вспоминать, то никаких слов у меня не найдётся, чтобы рассказать обо всём том, о чём рассуждал тогда мой провожатый относительно вещей, недоступных для нас. Моё шестое чувство, которое он открыл, снова уснуло, со всей мудростью, которая была получена.

Время прошло; оно могло показаться секундой, а возможно, и веком, когда с высоты, из золотого тумана, который укрывал эти небеса, спустился другой ангел, с разными крыльями, Востоком и Западом; восход солнца – одно крыло, закат – другое. Как лепестки в вазах, в его голубых глазах плавали непролитые слёзы.

Сразу же мой провожатый близко прижал меня к себе; в его венах тяжело пульсировал угасающий свет.

«О, дух! Архангел! Бог! Как ты искусен, – вздохнул он, – отпусти меня: я не счастлив, не прославлен».

При этих словах, как у голубя, его крылья издали хлопки. Всё ещё держа меня, он опустил свои крылья.

Затем снегом самых мягких звуков возник самый большой и ещё более прекрасный ангел: «Издалека, вне области вашего кругозора, я услышал вашу милую беседу с этим одиноким мардианином. Она мне понравилась; тебе смирение понятно, у тебя нет никакого высокомерия от знаний. Приди и научись новым знаниям».

И он сразу же закрыл нас своими перьями, на которых затем слетел вниз, донеся нас до областей, где опустился мой первый провожатый, но с силой, что удержала обоих нас, дрожащих. Мои глаза действительно сузились, как луны, затмеваемые занявшимися рассветами: столь яркое сияние было вокруг, столь алый свет, не порождённый никаким солнцем, но пронизавший всю сцену. Прозрачно, чисто и спокойно всё пылало единым пламенем.

Тогда сказал великий провожатый: «Вся эта ночь, которую ты здесь созерцал, – это тот момент, которого ты не сможешь дождаться. Верхи твоих небес далеко внизу».

Смущённый, разбитый, дрожащий, я пристально посмотрел вверх, где, туда и сюда, проплывали духи, как тёмно-красные фламинго с широкими крыльями, кружащиеся в облаках заката. Но печаль повсюду окаймляла их мистическими храмами, увенчанными плачущим ореолом, и, похожие на птиц, они плыли над тем, что также не имело постоянного места.

Красоты и ароматы смешались. Как утренние ветры в разгар лета уносят сладость с открытых висящих ветвей садов, так и от этих цветочных крыльев при каждом движении доносился наполненный сладостью аромат.

И затем пара духов заговорила о вещах, чья суть для меня осталась тёмной. Но мой первый провожатый оказался мудрее. Я не смог безучастно слушать, но всё же не постиг ничего и, словно рыба, дразнимая крыльями и безуспешно стремящаяся взлететь, снова глянул вниз.

Когда мы висели, как на тросах, поглощённые этим эфиром, внезапная дрожь охватила четыре крыла, обхватившие меня. И вдалеке, в зонах, простиравшихся вверху и лишённых солнечных орбит, я в экстазе увидел ужасную и великую картину. Сфера была заключена в сфере, а в той – Жилище Бога! Воздух горел огнём, в глубину которого серебристыми шарами падали души, как набухшие слёзы, – сплетаясь с пламенем и радугами. Я слышал голос, но для меня и для моего первого провожатого эти выражения были непроизносимы. Затем мой второй провожатый был унесён наверх, как подхваченное вихрем облако красных осенних листьев.

Быстро сжав меня, другой наклонился и моментально опустился, будто в вакууме; дышали мириады бесчисленных солнечных дисков; вследствие падения мои пять чувств слились в одно, пока мы, продолжая опускаться, не достигли нижнего слоя неба.

Затем появились странные сущности – мягкие, печальные и слабые; я видел их или слышал, подобно тому как в солнечных, летних морях, ныряя глубже и глубже, вы видите появившихся печальных призраков, которых невозможно опознать.

«Они, – вдохнул мой гид, – духи по своей сути, печальные, даже неразвитые. Ими населено всё пространство – весь воздух, – это живая мысль, которая ищет воплощения. Это то, что неизвестно мардианам, то, что странно возникает в ночном уединении и в неподвижной полноте их очаровательного полудня. Отсюда происходят ваши смертные души и все эти печальные и тёмные мечты и безграничные мысли человека, неопределённые воспоминания о времени, когда грустные зачатки души блуждали по этим широким сферам. И, следовательно, когда вы, мардиане, больше всего испытываете грусть, тогда вы больше всего ощущаете бессмертие».

Как искра, заново высеченная из кремня, вдалеке вскоре показался Марди. Он пылал внутри сферы, которая, казалось, пузырём поднималась в пространстве с обширных глубин на поверхность моря. Проникая в него, моя сила мардианина вернулась, но вены ангела ещё раз потускнели.

Приближаясь к островам, мой провожатый вздохнул: