Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)

Эволюция статуса спецпереселенцев на протяжении 1930-х гг. проявлялась в том, что и обязанности, и продекларированные права подвергались весьма жесткой регламентации и обрастали всевозможными директивами, циркулярами, разъяснениями ОГПУ – НКВД до размеров, «гасивших» правовые нормы, которые к тому же произвольно корректировались спецорганами. Ранее уже отмечалось, сколь волюнтаристски менялось законодательство о восстановлении спецпереселенцев в гражданских правах. О грубых нарушениях и уголовных преступлениях, допускавшихся руководством хозяйственных органов в отношении норм оплаты труда и снабжения спецпереселенцев, в документах 1930-х гг. говорилось как о массовых и обыденных явлениях. Помимо этого из заработков спецпереселенцев удерживалось сначала 25, затем 15 и далее до 5 % на содержание аппарата комендатур. Медицинская и социальная помощь спецпереселенцам оказывалась также не в полном объеме, т. к. спецпереселенцы, будучи «лишенцами», не состояли в профсоюзах и, следовательно, не имели соответствующих льгот.

Детей спецпереселенцев, как и детей «лишенцев», до 1936 г. не принимали в техникумы и вузы страны, а после 1936 г. препятствием их обучению стал запрет на проживание в т. н. режимных городах, в которых и находилось большинство средних и высших учебных заведений. Дети до 14 лет и инвалиды могли передаваться на иждивение родственникам, но это было сопряжено с различными процедурными сложностями, в частности существовали ограничения на проживание в ряде местностей. Особенно массивным «частоколом» условий обставлялось право спецпереселенцев на изменение их правового положения при вступлении в брак с вольными гражданами. В циркулярном письме ГУЛАГа, изданном для разъяснения по данному вопросу в августе 1931 г., говорилось, что подобные изменения производятся «каждый раз путем индивидуального подхода к каждому отдельному случаю (в зависимости от поведения спецпереселенца или спецпереселенки, их отношения к труду, выполнения норм и т. п.)»[1126]

.

Реализация любых прав предполагает наличие механизма предотвращения или исправления допущенных дискриминаций или ущемления в правах. Теоретически спецпереселенцы имели право на обжалование решений администрации комендатур. Временным положением 1931 г. коменданты обязывались «принимать устные и письменные заявления, жалобы и просьбы от спецпереселенцев, на месте разбирать и разрешать их в пределах своей компетенции в кратчайшие сроки. Вопросы же, выходящие за пределы компетенции комендатур, подлежат немедленной передаче в соответствующие инстанции»[1127]. Нетрудно понять, что жалобы на действия сотрудников спецорганов рассматривались их же представителями, только рангом выше, что и предопределяло в большинстве случаев исход разбирательства. Масса заявлений по поводу «неправильной высылки», ущемления в праве на учебу и других действий представителей власти на местах, даже если доходила до адресата (Сталина, Молотова, Калинина и др.), то возвращалась из Центра для исполнения функционерам спецслужб. В 1930-е гг. прокурорский надзор над органами ОГПУ – НКВД был очевидно неэффективным.

Таким образом, применявшийся в отношении спецпереселенцев механизм реализации законодательных и подзаконных актов оказывался таковым, что лишал основную массу репрессированных крестьян даже тех немногочисленных прав, которые были продекларированы. Нормативные документы (директивы, инструкции, циркуляры) ОГПУ – НКВД, изданные для разъяснения правовых актов, были направлены в основном на ограничение возможностей спецпереселенцев воспользоваться теми или иными правами. Поэтому есть все основания для характеристики правового статуса спецпереселенцев как дискриминационного, квазиправового. Нормативные акты «гасили» действия законодательных.