Урожай 1904 года был обильным, продолжался рост промышленного производства, золотой запас Госбанка увеличился за год на 150 миллионов рублей.
Однако русские либералы рассматривали данную ситуацию с другой, «своей» стороны. Журнал «Освобождение», выходивший нелегально за границей под редакцией Петра Струве, писал: «Если русские войска одержат победу над японцами, что в конце концов совсем уж не так невозможно, как кажется на первый взгляд, то свобода будет преспокойно задушена под крики „ура“ и колокольный звон торжествующей империи».
Революционные партии, поддержанные левой интеллигенцией, проводили усиленную агитацию в армии и по всей стране. «Всякая ваша победа грозит России бедствием укрепления порядка, всякое поражение приближает час избавления», — говорилось в воззвании партии эсеров (социал-революционеров).
Социальные противоречия в стране нарастали. Требования политических перемен и реформирования системы звучали со страниц газет, трибун и на манифестациях. Традиционные монархисты вели жесткую дискуссию с представителями консервативных и либеральных партий. Как заявлял позже в эмиграции В. А. Маклаков, «со стороны либерализма соглашение в Париже (на состоявшемся в 1904 году съезде оппозиционных партий) было союзом с грозящей ему самому революцией. Спасти Россию от революции могло только примирение исторической власти с либерализмом, то есть искреннее превращение самодержавия в конституционную монархию».
Как соединить представительство и самодержавие? Этот вопрос задавала себе и вдовствующая императрица. «Мария Федоровна, — писала Е. А. Святополк-Мирская, — час беседовала с П. (П. Святополк-Мирский. —
7–9 ноября 1904 года в Петербурге прошел съезд земских деятелей, на котором обсуждались вопросы: созыв народного представительства, проведение политической амнистии, прекращение административного произвола и отмена положения об усиленной охране, гарантирование неприкосновенности личности, утверждение веротерпимости. Съезд был проведен в качестве частного совещания, так как добиться у Николая II легализации съезда Мирскому не удалось, и требования к царю носили довольно резкий характер. Мария Федоровна, которая поддерживала Мирского, заявляла ему в дни работы съезда: «Это ужасно, они дают советы, когда никто их об этом не просит».
В 1904 году в Царском Селе были проведены совещания высших должностных лиц империи. В указе Сенату, опубликованном после совещания, говорилось о расширении местного самоуправления, о необходимости установления веротерпимости, о пересмотре положений о печати. Отсутствовал пункт о выборных представителях. «Не для меня, конечно, не для меня — для России, — сказал Николай II в эти дни князю П. Н. Трубецкому — московскому предводителю дворянства, — я признал, что конституция привела бы сейчас страну в такое положение, как Австрию. При малой культурности народа, при наших окраинах, еврейском вопросе и т. д. одно самодержавие может спасти Россию. Причем мужик конституцию не поймет, а поймет только одно, что царю связали руки, тогда — я вас поздравляю, господа!»
Январь 1905 года был трудным и неспокойным. По Петербургу ползли слухи о готовящихся покушениях на царя, царицу-мать и царицу. В беседе с Е. А. Святополк-Мирской Мария Федоровна жаловалась, «что ее не пускают в Петербург, потому что как будто бы ее хотят убить…». «Она сказала, — писала Святополк-Мирская, — что она вообще не боится, а что даже если бы и случилось, „maintenant je naurai même pas regrette“ (теперь я даже не пожалела бы)».
Слухами наполнялись петербургские салоны, где постоянно обсуждали положение дел в царской семье, отношения царя и матери и отношения двух цариц. Из дневника А. В. Богданович от 6 января 1905 года: