Читаем Марийские народные сказки полностью

В скором времени упала в подземелье лебедь с перебитым крылом. И взялся Иван ухаживать за ней. Вылечил он лебедь. Стала собираться лебедь на волю, на белый свет и спрашивает:

— Как отблагодарить тебя?

— Возьми вот этот волшебный волосок, — говорит Иван. — И привяжи конец его на земле к дереву.

Все сделаю, как ты велишь, мой спаситель, — ответила лебедь и полетела вверх.

А в это время Нянькин сын выдернул из бороды убитого старика еще один волос. Один конец его закрепил на поясе, а к другому привязал свой кистень.

— Поднимайся, — крикнула ему сверху лебедь.

Ухватился Нянькин сын за волосок и поднялся на белый свет, на вольную волю. А вслед и кистень поднял. Поблагодарил лебедушку и отправился во дворец.

Хотел миром поговорить он с Иваном-царевичем, но не захотел и вызвал друга на смертный бой. И в бою зашиб Нянькин сын царевича до смерти.

Мирком да ладком стали жить они с молодой царевной. А когда царь умер, править страной стал Иван. Говорят, что он до сих пор царствует.

Как мышка и воробей поссорились

ружили мышка с воробьем. Всегда советовались, помогали друг другу, были вместе в беде и в радости. Жили так примерно две недели, пока не поссорились. Однажды мышка ушла домой, а воробей в это время нашел конопляное семечко и съел его. Рассердилась мышка, пода-а воробья. Воробей тоже рассердился и тоже подал в суд.

Царь зверей лев и царь птиц орел рассмотрели жалобы и поднялись друг на друга войной и все из-за одного конопляного семечка. Сошлись птицы и звери в большом лесу. Птицы сверху быот, звери снизу, а победить ни одно войско нс может. Наконец изловчился лев и ударил орла лапой, сломал ему крыло.

Разошлись с поля боя птицы и звери, а орел остался сидеть на суку. Трое суток сидел, проголодался — ведь летать и пишу добывать он нс может со сломанным крылом. Шел лесом охотник, увидел орла, наставил ружье, а орел и говорит:

— Не убивай меня. Возьми домой, накорми, вылечи.

Приютил старик-охотник орла. А был он богат, стадо имел большое. Целый год жил орел у старика — все стадо извел. Что пи день — то быка съедает. Старикова жена даже ругаться стала. Наконец зажило крыло, орел и говорит старику:

— Выпусти меня на волю.

Выпустил его старик. Взмахнул орел крыльями и улетел. Так высоко поднялся, что и не видно его стало.

«Прощай, мое богатство», — подумал старик.

Только через сутки вернулся орел, говорит:

— Садись на меня. Будем расчет держать.

Поднял старика в небо высоко-высоко и бросил вниз. А у самой земли подхватил на крылья.

— Ну как, страшно? — спрашивает.

— Страшно. Думал, умру от испуга, — отвечает старик.

— Вот и я то же самое чувствовал, когда ты в меня из ружья целился.

Понес орел старика дальше. За леса унес, за высокую гору. Долетели они до бронзового дворца, спустились к воротам.

— Подожди меня, — говорит орел. — Я к младшей сестре зайду.

Зашел во дворец, спрашивает сестру:

— Как поживаешь, сестрица?

— Хорошо живу.

— Жалеешь ли меня, жалеешь ли мать и отца покойных?

— Жалею, братишка, тебя. А еще больше — мать и отца.

Ничего не сказал ей орел, повернулся и вышел. Дальше полетели. Долетели до серебряного дворца, спустились к воротам.

— Подожди меня. Зайду среднюю сестру проведать.

Зашел во дворец орел, спрашивает сестру:

— Как поживаешь, сестрица?

— Живу по-прежнему.

— Жалеешь ли родителей, меня?

— Тебя очень жалею, — отвечает сестра. — А родителей — еще больше.

Повернулся орел и вышел за ворота. Полетели дальше. Спустились к крыльцу золотого дворца. Зашел орел, спрашивает старшую сестру:

— Как поживаешь, сестрица?

— Живу по-старому.

— Жалеешь ли родителей, меня?

— Жалею, да что мертвым от моей жалости? Тебя больше жалею. Оставайся жить у меня.

Целую неделю гостил старик у сестры орла, а потом домой запросился. Собрали его в дорогу, а сестра еще и сверток в белой тряпице подает, наказывает:

— Положи, дедушка, сверток за пазуху, да в дороге не открывай.

Посадил орел старика на спину, довез до большой горы, опустил на землю. Дальше — пешком добираться. Идет старик месяц, другой — не видно дома. А когда, наконец, подходить стал, решил отдохнуть. Сел и думает: «Да что подарку сделается, если я на него раз взгляну?» Развернул тряпицу — и возник перед ним золотой дворец. Загоревал охотник: как теперь его домой доставить?

Пока сидел так, подошел к нему какой-то седой, страшный на вид старик, говорит:

— Кто тебе разрешил на моей земле дворец ставить?

— Не сердись. Только не могу я собрать его вот в эту тряпицу.

— Я помогу, только дай слово и запиши кровыо, что отдашь мне то, чего не видел в своем доме.

Согласился старик. Взял у колдуна собранный в тряпицу дворец и задумчиво побрел домой: все гадал — чего же он дома не видел.

А дома в его отсутствие родился сын. Три года ему исполнилось, пока отец путешествовал. Увидел он сына, затужил — придется отдавать. И золотой дворец уже не радует.

Перейти на страницу:

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза