Марина Цветаева

Между тем политические события быстро развивались. В июле 1917 года Керенский сформировал новое правительство; Ленин и Троцкий вернулись из-за границы, русская армия отступала, экономика была разрушена. Перед страной стоял выбор: слабое Временное правительство Керенского или коммунизм. Жизнь в Москве становилась все тяжелее. Пища была скудной, угрожал зимний холод. В августе Цветаева написала Волошину с просьбой употребить личные связи, чтобы Эфрона перевели на юг, где она бы присоединилась к нему с детьми. По каким-то причинам этот план не удался, и в день захвата власти Лениным — 7 ноября по новому стилю — Цветаева находилась в Коктебеле одна, Эфрон со своим полком был в Москве, а дети дома.

Новости о революции быстро распространялись. В Петербурге и Москве были захвачены правительственные здания, железные дороги, мосты, телеграфы, коммунальные сооружения. Обращение Керенского к армии не нашло отклика; Временное правительство пало без особого сопротивления, а Керенский бежал за границу. В Москве долго продолжались уличные бои, так как офицерские полки отчаянно боролись, но и они в конце концов капитулировали. Страна была в смятении. Всюду свирепствовали убийства и грабежи. Новости из столицы и Москвы были спутанными, но сомнений быть не могло — революция началась.

14 ноября Цветаева отправилась в Москву. Это была нелегкая поездка. Она провела два с половиной дня в переполненном вагоне без пищи и воды. Распространялись тревожные слухи:

«Солдаты приносят газеты на розовой бумаге. Кремль и все памятники взорваны. 56-й полк [Эфрона]. Здания, где кадеты и офицеры отказались сдаться, взорваны. 16 тыс. человек погибло. На следующей станции уже 25 тыс. погибло. Я не говорю ни слова. Я курю».

В пути Цветаева написала письмо Эфрону, официально обращенное к нему на «Вы», но кричащее о любви к нему, страхе его Потерять и о ее полной зависимости. Называя его «львом, отдающим свою львиную долю — жизнь», она пишет: «Если Бог сделает это чудо — оставит Вас в живых, я буду ходить за вами, как собака». Ее тревога за него становится столь непреодолимой, что она признает: «Нет ни одной мысли о детях. Если С. больше нет, то нет ни меня, ни их; Аля не будет жить без меня, она не захочет, не сможет. Как я без С.». Наконец, Цветаева прибыла в мрачную и пугающую Москву. Там она нашла мужа, спавшего в доме друзей, и детей, с которыми было все в порядке. В тот же вечер они вместе с мужем и его другом-офицером отправились обратно в Коктебель, чтобы Эфрон мог присоединиться к Белой армии, формировавшейся на юге. Не понятно, почему Эфрон, чьи родители оказывали активное сопротивление царскому режиму, теперь был готов бороться с революцией. Тем не менее в то время многие видели, что демократии угрожает начинающийся террор большевиков, которые управляли государством, не принимая во внимание народ. Тот факт, что Эфрон был в офицерской школе и, вероятно, чувствовал солидарность со своими товарищами-офицерами, также сыграл роль в его решении. Возможно, муж также повлиял на враждебное отношение Цветаевой к большевикам.

Положение было все еще нестабильным. Дети остались с семьей Эфрона, в то время как родители уехали, чтобы обсудить с друзьями и Асей дальнейшие планы. Они прибыли в Коктебель в снежную бурю, и там после счастливых приветствий и радости воссоединения Волошин предсказал грядущие ужасы революции: «террор, гражданская война, расстрелы, заставы, Вандея, озверение, потеря лика, раскрепощенные духи стихий, кровь, кровь, кровь…»

25 ноября Цветаева выехала в Москву, чтобы забрать детей в Коктебель. Она намеревалась вместе с Волошиным и Пра оставаться рядом с мужем, который присоединился к белым на Дону. Этому не суждено было исполниться. К тому времени, когда Цветаева прибыла в Москву, гражданская война поделила Россию на север и юг. Москва была отрезана. Цветаева была одна с пятилетней Алей и шестимесячной Ириной, не готовая ни к физическим лишениям, с которыми столкнулась, ни к суровым испытаниям жизни в новом обществе, чьи постулаты она отвергла с самого начала.

Глава восьмая

ЖИЗНЬ

ПРИ КОММУНИЗМЕ

Новый год я встретила одна.

Я, богатая, была бедна,

Я, крылатая, была проклятой.

Цветаева вернулась в Москву в ноябре 1917 года. Ей было 25 лет; с двумя маленькими дочерьми, она была плохо подготовлена, чтобы справиться с окружающей суматохой и сопутствующими ей лишениями. К счастью, ее врожденная жизнерадостность, юмор и даже высокомерие помогли ей не просто выжить, но налаживать новые связи и продолжать расти как поэту.