Читаем Марина Цветаева. Письма 1924-1927 полностью

Прага, 11-го августа 1924 г.


Милый Гуль,

Месяца два назад я направила Вам письмо для Пастернака (заказным) и 20 крон на марки, — получили ли? А еще раньше — лично Вам — № «Воли России» с «Фениксом». Но Вы упорно молчите, — больны, недосуг или рассердились? А может быть — переехали? Но тогда бы Вам переслали. (Как странно: все строчки с заглавных букв!) Адрес мой на обороте был, и обратно ничего не пришло.

Я очень озабочена, — особенно письмом к Пастернаку, письмо было не житейское, важное. Известите меня хоть открыткой о судьбе его.

Держу в настоящее время корректуру своего «Мо́лодца» (пражское из<дательст>во «Пламя») — по выходе (недели через три) [77] пришлю. Но раньше хочу знать, где Вы и что́ Вы. Молчание ведь — стена, люблю их только развалинами.

_____

О себе: живу мирно и смирно, в Дольних Мокропсах (оцените название!) возле Праги. У нас здесь паром и солнечные часы. На наших воротах дата 1837 г.

Пишу большую вещь [78], — те мои поэмы кончены. Есть и новые стихи. Печатаюсь. Хотела бы издать свою новую книгу стихов (за два года за границей) в России [79]. Если в какой-нибудь связи с Госиздатом — предложите.

Политического стиха ни одного.

Что Геликон? (Из<дательст>во.) Что другие берлинские? Прозу, кажется, пристроила [80]

. (Книги, даже самые мужественные — сплошь дочери. Издатели — женихи. И всегда неравные браки!)

Читали ли «Быт и Бытие» Волконского, посвященную мне? Хорошая книга. Он сейчас пишет роман [81].

_____

Как Ва́ши писания?

Словом, Гуль, отзовитесь. Мы с Вами, по нынешнему времени — старые знакомые. Шлю привет.

МЦ

Мой надежный адрес:

Praha II. Lazarska ul, č 11

Rusky studentsky Komitet

        — мне. —


Впервые — Новый Журнал

. 1959. № 58. С. 186. СС-6. С. 539–540. Печ. по СС-6.

26-24. <М.Л. Слониму>

16-го сент<ября> 1924 г.


Я не хотела Вам писать и не думала о Вас, но А. [82] так хорошо рассказывала о Вас, что вспомнила Вас живым, прежним, и мне сделалось жалко Вас — всем жаром жалости, как я одна умею жалеть.

Вы виноваты передо мной — глубо́ко — минуя всё — пишу Вам — тому — почти год назад <оборвано>


Время и молчание работают, чувствую Вас враждебным, а не моим уже — ни одной песчинкой Вашей песчаной (не пустынной! песчаной — говорю о составе) души. Я Вас уступила, я (брезгливо) отстранилась. С самого Вашего отъезда по сей (сентября) день — постоянное нарастание обвинительного акта <оборвано>

_____

— А того зверька помните, шуршавшего в кустах? Это был тритон или саламандра — «гений этих мест» (dieu des lieux) {25}

подслушивавший и шумом покрывавший тайну.

_____

…Обозрев всё назад — слишком близки, чтоб рваться, слишком далеки́ — чтоб слиться. Ни дали, ни близи, на расстоянии руки. Стихам тут нечего делать.

Милый друг, Е.О. [83] уезжая все-таки передала мне Ваше наставление: не быть столь быстрой в своих суждениях о людях и не столь легко- (-мысленной? весной? верной? Половина слова так и осталась в воздухе из-за моей реплики.)

И вот, объявляю Вам, что мне на днях исполняется 30 лет [84] (NB! 26-го сентября по старому) — и что эти слова я слышу уже с трех, и что это совсем безнадежно.

И относя эти Ваши слова вовсе не к Я<ковле>ву [85] (к<оторо>го Вы от меня (!!!) защищаете) а к Вам самому, мой друг — говорю Вам, что все-таки ни о чем не жалею: ни о своей быстроте, ни о своем легко-(мыслии? верии? любии?) и никогда бы не променяла этих своих свойств — хоть было бы сотни вас! на их обратное.

Будьте счастливы, дружочек, и ищите себе кого-н<и>б<удь> на 15 лет моложе и на целую меня меньше.

Тогда Ваши добрые советы м<ожет> б<ыть> и принесут — прок и плод.

МЦ


Впервые — HCT. С. 418–419. Печ. по тексту первой публикации. Адресат установлен предположительно.

27-24. <М.Л. Слониму>

<Сентябрь 1924 г.>


Другой отрывок:

— Письму буду рада, но только как необходимости Вашего вздоха (Вам — воздуха).

Дышите в меня! вот моя формула взамен: — Дышите мной! (а я — что́ буду делать?!)

Дышать другим — задыхаться.

МЦ

Впервые — HCT. С 419. Печ. по тексту первой публикации. Адресат установлен предположительно.

28-24. Б.Л. Пастернаку

<Осень 1924 г.>


Борис, родной. Я не знаю, долетело ли до Вас мое письмо давнишнее, в начале лета [86]. Длительность молчания между нами равна только длительности отзвука, вернее: все перерывы заполнены отзвуком. Каждого Вашего последнего письма (всегда — последнего!) хватает ровно до следующего, при частой переписке получ<илось> бы нечто вроде сплошного сердечного перебоя. Сила удара равна его длительности, есть ли в физике такой закон? Если нет, — есть.

Перейти на страницу:

Все книги серии Цветаева, Марина. Письма

Похожие книги

Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов

Перед читателем полное собрание сочинений братьев-славянофилов Ивана и Петра Киреевских. Философское, историко-публицистическое, литературно-критическое и художественное наследие двух выдающихся деятелей русской культуры первой половины XIX века. И. В. Киреевский положил начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточно-христианской аскетики. П. В. Киреевский прославился как фольклорист и собиратель русских народных песен.Адресуется специалистам в области отечественной духовной культуры и самому широкому кругу читателей, интересующихся историей России.

Александр Сергеевич Пушкин , Алексей Степанович Хомяков , Василий Андреевич Жуковский , Владимир Иванович Даль , Дмитрий Иванович Писарев

Эпистолярная проза
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза