Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции

Дорогой Иван Алексеевич! Вы себе приблизительно представляете обуявшую нас радость, когда Сергею Борисовичу по телефону сообщили о присуждении Вам Нобелевской премии. Сергей Борисович <де Шессен> впал от радости в неистовство. Бушевал от счастья. <Сейчас> Сергею Борисовичу и мне приходится принимать за Вас поздравления. Поздравляют и шведы, и немцы, и русские. И вообще, кто вас читал, и кто даже не читал. <…> Большевики негодуют. Еще бы! Не Горький, а Бунин удостоен премии. Есть от чего приходить в раж! Три года мы ждали этого праздника и, наконец, он пришел! Еще раз от души и искреннее Вас поздравляю. Счастлив за Вас, дорогой Иван Алексеевич, и горд за русскую литературу, давшую и нам своего лауреата. Крепко жму руку и до скорого свидания.

Ваш И. Троцкий [РАЛ/LRA:MS.1066/5593: 123].

Возможно, после вручения Бунину в Стокгольме золотой нобелевской медали лпуреата и денежной премии Алданов поздравил его телеграммой, которая не сохранилась, поскольку следующее алдановское письмо от 27 декабря 1933 года было послано им уже в Дрезден, где Бунины гостили на обратном пути из Стокгольма. В нем Алданов усиленно уговаривает Буниных распроститься с Грассом («Нет ничего печальнее Вашего Грасса») и купить виллу в Каннах. Бунины же остались в Грассе, на что Алданов, судя по письму Вере Николаевне от 5 мая 1934 года весьма досадовал:

Стоило получать Нобелевскую премию, чтобы сидеть в Вашей дыре! Ездили бы по Франции, по Европе, нас в Париже навещали бы. Хотя радостей у нас тут очень немного. Все стонут.

Судя по высказываниям Алданова в письмах к Вере Буниной, он очень надеялся, что Бунин, став Нобелевским лауреатом, будет представительствовать в Европе как выразитель интересов всего русского литературного сообщества в изгнании. Но этого не случилось: Бунин по природе своей был чужд какой-либо формы общественной деятельности. Алданов был явно разочарован и огорчен. Перегруженный литературной работой он мало виделся с Буниным, который с осени 1934 года перебрался на жительство в Париж. Обо всем этом Алданов пишет Вере Николаевне 5 и 20 января 1935 года:

я редко вижу Ивана Алексеевича. Раз он у нас обедал, раза три были мы вместе в кофейнях (нет, больше, раз пять, но почти всегда в большом обществе…), и недавно провели вечер у Цетлиных. На Вашей квартире я так и не был, но это лучше: уж очень мне досадно. <…> По-моему, надо было снять квартиру получше <…> и мебель купить порядочную, чтобы можно было принимать и французов, и иностранцев: у И<вана> А<лексеевича> всё-таки есть состояние, он единственный, кто мог бы быть нашим культурным «послом» в Европе, каким был Тургенев. <…> Ну, да Вам виднее.

<…>

Мне, – говорю серьезно, – очень больно, что И<ван> А<лексеевич> так мало (если не говорить о Швеции и, разумеется, об эмиграции) использовал во всем мире свою премию и в интересах русского дела, и в своих собственных интересах. <…> Нет, не быть Ивану Алексеевичу нашим «послом», – и это очень, очень жаль [ГРИН (II). С. 115–116].

Глава 5. В кулуарах нобелевского комитета: Антон Карлгрен против Марка Алданова (1938–1940 гг.)