Марксистский феминизм. Коллекция текстов A. M. Коллонтай

Слепой, не слышащий работы её души, он отдаёт ей «последнюю из всех безумных песен». Но для неё жребий брошен. Одна из многих встреч превращается для неё «в последнюю».

Той же мукой несозвучия полно стихотворение «Сжала руки под темной вуалью». Объяснение закончено. Всё, что наболело за дни любви несозвучной, все «горькие правды», все уколы, что наносил он ей небрежно, любя, но не слыша истинного голоса её души, она теперь бросила ему в лицо. Выход один — поставить крест на любовь, лишь мучающую и терзающую, на нездоровое чувство, где нет внутреннего признания друг друга.

Оскорблённый, непонимающий, в её словах он читает одно: разлюбила!

«Вышел шатаясь,Искривился мучительно рот…»

По сердцу её ударила, полоснула непоправимость сказанного. Остановить его, удержать! Он не понял её, а она — она, любя его, лишь требует признания себя.

«Я сбежала перил не касаясь,Я бежала за ним до ворот.Задыхаясь я крикнула: шутка,Всё, что было! Уйдёшь — я умру».

Глаза женщины полны неизбывного отчаяния. Но он, любимый, в этом зове слышит лишь одно: признание своей «мужской» власти. И в полном сознании своего превосходства над любящей женщиной, он кидает небрежно трезвую, но больно ранящую фразу:

«Улыбнулся спокойно и жуткоИ сказал мне: не стой на ветру».

Завтра, он в этом уверен, когда с неё окончательно сойдёт «блажь» нелепых женских запросов, он вернётся к ней прежним «властелином».

К чему же были все её дикие, злые слова, если вдогонку ему она бросает своё обычное: «уйдёшь — я умру?». А она глядит ему вслед и думает одно: не понял опять!

Мужчина, не переступивший границу буржуазной культуры в области общения полов, умеет видеть, воспринимать духовный облик любимой женщины лишь в краткий период влюбления. Но прошёл час влюблённости, и мужчина снова полон лишь собой, снова теряет способность видеть женщину целиком, во весь её человеческий рост.

«Неужели ты обидишьТак, как прошлый раз,Говоришь, что рук не видишь…

Рук моих и глаз…»,—

спрашивает женщина в стихотворении Ахматовой «Здравствуй! Лёгкий шелест слышишь…».

Она пришла к нему, к любимому, уже заранее насторожённая, внутренне сжатая. Она боится новых уколов непонимания, новой духовной боли от неприятия им её «духовного я». Но он полон только собою. Она ему нужна как зеркало для отражения самого себя. А женщина стоит перед ним с протянутыми руками и ждёт не поцелуев, а чуткого восприятия себя. И ждёт напрасно. Он не видит «ни рук её, ни глаз».

Любит, а не видит.

Боль несозвучности так остра, что у женщины рождается невольное желание искать исхода «под душным сводом моста».

Буржуазная культура веками воспитывала в мужчине навыки самодовления. Мужчины трудового класса в общей массе своей ещё далеко не преодолели этих навыков. Но трудовая молодёжь должна отдать себе отчёт, что эти навыки вовсе не есть нечто «законное», что это лишь пережитки буржуазного миросозерцания и что с пролетарской идеологией они не совместимы.

Пролетарская идеология в области отношений между полами построена на признании равенства всех членов трудового коллектива. Идеология пролетариата не может допустить подчинения одного другому, неравенства даже в любовном общении.

Укрепление идеологии пролетариата повлечёт за собой не утверждение самодовления личности, не рост эгоистических навыков, а наоборот, рост бережливо-чуткого отношения ко всем сочленам коллектива, уменье в каждом видеть товарища и человека.

Мужчина, в котором крепки ещё навыки буржуазной идеологии, нередко сам того не замечая, в угоду своим удобствам, внешним или внутренним, требует, чтобы женщина принесла в жертву самое ценное, что в ней есть,— её «белую птицу», свою личность.

Он может любить её как «Божие солнце» (по выражению Ахматовой), и всё же он будет добиваться, чтобы женщина «приспособилась» к нему, чтоб она отказалась от своего «я» и только жила им, отражая в себе его духовный облик.

Так воспитала мужчину буржуазная культура.

Но и в массе трудящихся женщин революция уже разбудила «белую птицу».

«Белая птица» трепещет, бьётся, она требует признания. Это беспокоит мужчину с навыками буржуазной культуры, это ему неудобно. Не каждая женщина переходной эпохи знает свою ценность как личность и работника.

Не каждая доросла до сознания, что у члена трудового общества первая обязанность — служение коллективу, а затем уже долг перед отдельными людьми, как бы вам дороги и близки эти люди ни были. Любящая, любимая женщина переходной эпохи перед властью любви не всегда умеет решительно и твёрдо отстаивать свои права человека.