Политическое пробуждение женщины не ограничивалось, впрочем, одной городской беднотой. Впервые в России настойчиво, упорно и решительно стала напоминать о себе и русская крестьянка. Конец 1904 г. и весь 1905 г.— это период непрекращающихся «бабьих бунтов». Толчком послужила японская война. Все ужасы и тяготы, все социальное и экономическое зло, связанное с этой злосчастной войной, тяжким бременем ложились на плечи крестьянки, жены и матери. Призыв запасных взваливал на её и без того обременённые плечи двойную работу, двойные заботы, заставлял её, несамостоятельную, страшившуюся всего, что выходило из круга её домашних интересов, неожиданно сталкиваться лицом к лицу с неведомыми до того враждебными силами, осязательно чувствовать все унижения бесправия, изведать до дна всю горечь незаслуженных обид. Серые, забитые крестьянки, впервые покидая насиженные гнезда, спешили в город, чтобы там, обивая пороги правительственных учреждений, добиваться вестей от мужа, сына, отца, хлопотать о пособии, отстаивать свои интересы… Всё бесправие крестьянской доли, вся ложь и несправедливость существующего общественного уклада, воочию, в живом, безобразном виде, предстали пред изумлённой крестьянской бабой… Из города она возвращалась отрезвлённой и закалённой, затаив в душе бесконечный запас горечи, ненависти, злобы… Летом 1905 г. на юге вспыхнул ряд «бабьих бунтов». С гневом, с изумительной для женщины смелостью громят крестьянки воинские и полицейские управления, отбивают запасных. Вооружаясь граблями, вилами, мётлами, крестьянки изгоняют из деревень и сёл отряды стражников. По-своему протестуют они против непосильного бремени войны. Их, разумеется, арестовывают, судят, приговаривают к жестоким наказаниям. Но «бабьи бунты» не стихают. И в этом протесте защита общекрестьянских и «бабьих» интересов так тесно сливаются между собою, что отделять одно от другого, отнести «бабьи бунты» в рубрику «феминистского» движения — нет никаких оснований.
За «политическими» выступлениями крестьянок следует ряд «бабьих бунтов» на почве экономической. Это — эра повсеместных крестьянских волнений и сельскохозяйственных забастовок. «Бабы» зачастую являлись в этих волнениях зачинщицами и подбивали к ним мужчин. Бывали случаи, когда, не добившись сочувствия мужиков, крестьянки одни шли в помещичьи усадьбы со своими требованиями и ультиматумами. Вооружившись чем попало, выходили они впереди мужиков навстречу карательным отрядам. Забитая, веками угнетённая, «баба» неожиданно оказалась одним из непременных действующих лиц разыгравшейся политической драмы. В течение всего революционного периода, в тесном, неразрывном единении с мужчиной, стояла она бессменно на страже общекрестьянских интересов, с удивительным внутренним тактом напоминая о своих специально «бабьих» нуждах только тогда, когда это не грозило повредить общекрестьянскому делу.
Это не значило, будто крестьянки оставались равнодушны к своим женским запросам, будто они их игнорировали. Наоборот, массовое выступление крестьянок на общеполитическую арену, массовое их участие в общей борьбе укрепляли и развивали женское самосознание. Уже в ноябре 1905 г. крестьянки Воронежской губернии отправляют двух своих делегаток на крестьянский съезд с приговором от женского схода требовать «политических прав» и «волн» для женщин наравне с мужчинами[131]
.Женское крестьянское население Кавказа особенно отчётливо отстаивало свои права. Гурийские крестьянки на сельских сходах в Кутаисской губернии выносили постановления, требуя уравнения их в политических правах с мужчинами. На совещании сельских и городских деятелей, происходившем в Тифлисской губернии по вопросу о введении земского положения в Закавказье, в число депутатов от местного населения были и женщины-грузинки, настойчиво напоминавшие о своих женских правах. Разумеется, наряду с требованием политического равноправия, крестьянки повсеместно поднимали голос и в защиту своих экономических интересов; вопрос о «наделах», о земле волновал в той же мере крестьянку, как и крестьянина. Местами крестьянки, горячо поддерживавшие идею отчуждения частновладельческих земель, охладевали к этому мероприятию, когда возникало сомнение, распределять ли наделы и на «женскую душу». «Если землю отнимут у помещиков и отдадут её одним мужчинам,— озабоченно толковали бабы,— то нам, бабам, будет совсем кабала. Теперь мы хоть в экономии свои копейки зарабатываем, а там придётся работать всё на мужиков». Но опасения крестьянок были совершенно неосновательны; простой экономический расчёт заставлял крестьянство стоять за наделение землёй и «бабьих душ». Аграрные интересы мужской и женской части крестьянского населения так тесно сплетены между собою, что, борясь за уничтожение существующих кабальных земельных отношений для себя, крестьяне, естественно, отстаивали и экономические интересы своих «баб».