Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск 1.

Оставив в стороне недопустимое смешение гносеологического статуса научных законов, которые мы находим у Эйнштейна и Макса Планка, со скорее описательными утверждениями, касающимися преимущественно комплекса естественных отношений, определяющих диалектические законы как единство прерывности и непрерывности, переход количества в качество и т.д., займемся решающим вопросом, связанным с марксистским пониманием истории: если марксизм должен не просто быть мировоззрением, нуждающимся в непрерывном подтверждении своего содержания реальностью и в постоянном оправдании плодотворности своих методологических предложений, а пониматься как путеводная нить исследования и как руководство к действию, как основание для производства познания, опыта и действия, то его претензия на истинность не может реализоваться с помощью ретроспективной интерпретации действий и научных результатов; напротив, поскольку ни один шаг к познанию не оставляет неизменным предмет самого познания, материалистическая диалектика должна проникнуть в процесс создания естественнонаучных, технологических и социологических теорий и стать основным продуктивным фактором их генезиса. Однако это не касается ни разработки теории относительности Эйнштейна, ни кибернетики, даже если предполагается субъективно ложное сознание собственного дела, которое было обусловлено классовым положением исследователей.

Впрочем, тот же Энгельс искренне признавал, что его естественнонаучные исследования носят фрагментарный, незаконченный характер и что ему никогда и в голову не приходило, что придут поколения марксистов, которые решат возвести в канон жестких нормативных диалектических принципов материал, столь не подходящий для догматизма и слишком уж необъятный. Но, очевидно, именно этот фрагментарный, незаконченный, открытый характер – что, по сути, является основным элементом любой материалистической диалектики – привел к тому, что уже у позднего Энгельса обнаружило себя как нечто чрезвычайно полезное, в связи с чем можно бы довольствоваться какими-то легитимациями.

Этому

и легитимирующему методу соответствует одна из форм отношения к теориям Маркса и Энгельса, которую мы встречаем преимущественно в «западном марксизме», имеющем тенденцию обнаруживать еще не явные противоречия, вроде тех, что существуют между подлинным исследованием, открывающим простор для критики идеологии, и технократическим пониманием науки, или вроде

между научным и гносеологическим мышлением. Теперь невозможно отрицать наличие познавательного интереса к эмансипации, который выражается в этом анализе и в некотором смысле даже достоин похвалы, как невозможно также отрицать тот факт, что и при этом анализе материалистическое понимание истории рассматривается как эпизод истории идей или как философская система, но не как методологическое средство для освещения исторических взрывов, кризисов, поражений и отступлений, характеризующих историю освобождения рабочего движения. А между тем неоспорим и тот факт, что эти явления в дальнейшем находят отражение в – пусть даже зачастую весьма слабых и почти незаметных – формальных изменениях того, что дает марксистская теория. Только через постижение этих взрывов в их конкретной связи с реальными успехами и прогрессом может быть добыт опыт, который будет положен в основу общих процессов познания и внесет вклад в историческое формирование классового сознания. Наряду с этим в интересах последующего развития марксистской теории следует также освободить живой научный труд от господства труда мертвого, ранее существовавшего, необходимо уничтожить власть продукта над производством.

Только в последние годы начала утверждаться материалистическая историография, которая постепенно стала освобождаться от довлевших над ней авторитетов Маркса и Энгельса, стараясь действовать при этом осторожно и не ограничиваться анализом тенденций развития капиталистического производства, классовых структур, экономического положения трудящегося класса и политических сил второй половины XIX века. Ученые этого нового направления пытаются вместе с тем подробно раскрыть на социологическом и социально-психологическом уровнях противоречия между жизнью и реальным социальным положением пролетарских классов, противоречия, которые, даже если они – сознательно или несознательно – устраняются, влияют на форму и категории марксистской теории, а особенно определяют ту степень, в какой теоретические исследования могут внести вклад в процесса политического рабочего класса.