Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск 1.

Констатируя, что форм производства и собственности обусловливает возникновение взрывного потенциала в том смысле, что традиционные отношения, связывавшие угнетенные классы с основами их собственной жизни, с природой, историческими традициями, коллективистскими фантазиями, выраженными в сказках и легендах, сталкиваются с разрушительными тенденциями капиталистического производства, порождая таким путем опыт и отчасти также сознание собственного угнетенного положения, следует отметить и то, каким образом в развитых странах этот процесс развернулся – в основном в фазе «первоначального накопления». Он вызвал крестьянские бунты и мятежи ремесленников, а позднее вылился в буржуазные революции, в которых всегда можно было выявить присутствие эгалитарных плебейских движений. С утверждением капитализма этот конкретный потенциал опыта был в значительной степени исчерпан и разрушен в той мере, в какой это относится к экспроприации естественных общин, общинных институтов, мифологических отношений с временем и пространством. Полная независимость капиталистического товарного производства, естественно, не устранила экспроприации индивидуального начала в человеке, его тела и сознания, а универсализация товарного производства одновременно подорвала также его способность вспоминать о том, что было утрачено.

Вот почему не должно вызывать удивления, что на заре европейского рабочего движения утопии приобрели характер воспоминаний о коллективных общинах прошлого – воспоминаний, сопряженных с ориентацией на ремесленные, а не на промышленные формы производства. Вспомним о первых спонтанно демократических общинах: здесь ремесленники решающим образом влияют на эти первые позитивные представления о социализме, которые, впрочем, никогда не исчезали полностью из рабочего движения.

С этой точки зрения сегодняшний капитализм достиг новой стадии. Он создает новые формы

, которые охватывают традиционный рабочий класс, последний же, напротив, находится в отношении одновременности с капиталистическим производством. Уже давно опыт экспроприации жизни и сознания не кристаллизуется исключительно в традиционном пролетариате – его средоточием становятся прежде всего те группы и слои, жизнь которых наиболее обусловлена традициями и которым только сейчас нанесло удар капиталистическое накопление (затронув все аспекты их существования – и естественную основу их жизни, жилища, и формы коммуникации). Следовательно, политически взрывные движения последних десятилетий являются, как правило, выражением новых форм , связанных с традиционными элементами; эти движения были в значительной степени обусловлены традиционным рабочим движением. Таковы «Лип», «

», классовая борьба в Северной Италии, движение граждан против строительства атомных электростанций или сноса старых кварталов в исторических центрах и, наконец, движение протеста молодежи и студентов.

Очевидно, что именно отсутствие этой формы

, которая столь важна для теории революции, вынуждает Энгельса смещать вопрос о возникновении революционного импульса в промышленно слаборазвитые страны, т.е. признавать за ними функцию авангарда по отношению к передовым капиталистическим странам. Занимавший Энгельса вопрос о том, какое соотношение существует между импульсом и практикой революционного движения, должен быть поставлен в новой форме, применительно к нынешней европейской ситуации. Это вовсе не означает необходимости поисков новых субъектов революционного развития, напротив, речь идет о расширении и уточнении концепции пролетарской революции.

4. Политические истоки диалектики природы