Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск второй

Итак, неспособность заполнить разрыв между интеллигенцией и народом, недоверие к любой форме власти, отсутствие теоретической глубины, которая бы позволила верно очертить «волю, как действенное сознание исторической необходимости»[619], – вот факторы, обусловившие ограниченность Сореля. Но внутри обозначенного таким образам пространства сорельянское использование марксизма сохраняет свою специфическую привлекательность. В самом деле, слияние марксизма с пролетариатом, по Сорелю, неизменно предполагало наделение последнего способностью использовать исторические рубежи, на которые выводит его классовая борьба. Разумеется, ценой конечного смысла этой операции оказывалось сведение марксизма к идеологии – сведение, при котором во всей полноте обнаруживался отрыв марксизма-мифа от марксизма-науки. Тем не менее идеологическое окостенение категорий у Сореля (коррупция, пессимизм, миф) было продиктовано намерением облегчить восприятие неких явлений действительности, от возникновения которых другие теории не могли дать гарантий.

В основе прихода Сореля к социализму лежала в конечном счете глубинная историческая интуиция: убеждение подсказывало ему, что социализм есть единственное – хотя и не неизбежное – решение проблемы того разрыва общества, который порождало развитие капитализма, машинного производства и науки. Классовая борьба, неизменно выступавшая для Сореля в связи с марксизмом, всегда была в его глазах основным орудием преодоления этого разрыва и «формирования» пролетариата.

Эндрю Арато.

АНТИНОМИЯ КЛАССИЧЕСКОГО МАРКСИЗМА: МАРКСИЗМ И ФИЛОСОФИЯ

Слагающаяся из антиномий область отношений «марксизм и философия» представляет собой спектр альтернатив, многие из которых в свою очередь внутренне антиномичны. Этот спектр простирается от детерминистской философии истории (или даже онтологии), связанной как с материализмом, так и с классической позитивистской мыслью XVIII века, а также от более современного нам, более скептического и методологического увлечения «наукой», связанного с «неопозитивизмом», до двух разновидностей неокантианства, опирающихся соответственно на примат практики или теории, и далее вплоть до позиций, колеблющихся между историзмом Geisteswissenschaften[620] и иррационализмом Lebensphilosophie[621]

. Подчеркивание широты этого спектра не пустая формальность, ибо его центральная антиномия – между необходимостью и свободой – влечет за собой целый комплекс серьезных и оставшихся нерешенными проблем социальной теории Маркса, которая тем не менее продолжает быть нашей единственной исходной точкой как в направлении разработки философии истории, питающей практику освободительной борьбы, так и в направлении развития строго критической теории современных общественных формаций.

Поэтому мое намерение состоит в том, чтобы описать всю эту антиномическую область от Плеханова до Сореля, постепенно переходя от объективной необходимости к воле, от сциентистского детерминизма к мифологически понимаемому самоопределению. Моей целью будет показать, что ни одна попытка повенчать марксизм с философией в эпоху II Интернационала не смогла вырваться из плена рокового дуализма, пронизывающего все стороны данной проблемы. В завершение обзора этого спектра я попытаюсь указать источник главной антиномии в социальной теории классического марксизма – антиномии, которая представляла собой одновременно скрытую пружину возникновения разнородных философских стратегий и тайную причину их банкротства. Хотя мне придется учитывать в своем анализе также философию практики, относящуюся к более позднему периоду истории марксизма, тем не менее следует признать, что и эта философия, несмотря на всю ту самокритичную проницательность, с какой сторонники этой философии подошли к антиномиям и буржуазной, и социалистической теорий, не сумела «опосредовать» самого глубокого их противоречия.

1. Материализм как всеобщее мировоззрение: Энгельс, Плеханов и Ленин