С этой позицией сочетался интересный подход к крестьянскому вопросу. Социал-революционеры утверждали, что в силу ускорения исторического развития и сосуществования различных его фаз (типичная особенность отсталой страны, переживающей стадию экономической модернизации) можно предположить, что ненависть польского крестьянства к феодальной эксплуатации перерастет во враждебность к любым формам эксплуатации, включая капиталистическую, и что революционный пролетариат получит тем самым мощного союзника. Польские трудящиеся должны начать революцию, преследуя в ней цель буржуазно-демократических преобразований, но не отдавая политической власти буржуазии. Достигнув этого рубежа, они должны попытаться осуществить собственно пролетарские цели, то есть социалистическое преобразование общества. При этом руководящая роль в революционной борьбе будет принадлежать сформировавшейся в подполье, хорошо организованной социалистической партии. После революции эта партия конституируется в высший орган политической власти в новом государстве. Суть этой власти определялась как «диктатура пролетариата»[366]
.Как можно видеть, теоретические споры между первыми польскими марксистами очень напоминали споры в России между группой Плеханова (позиции которой были весьма близки к позициям польских социал-демократов) и идеологами «Народной воли». Из этого, впрочем, еще не следует делать вывод, что польские социал-революционеры попросту находились под влиянием русских революционных народников и что, следовательно, их марксизм, разбавленный чужеродными элементами, был «менее марксистским», чем у социал-демократов. В отличие от споров в России в начале 80-х годов идейные расхождения между польскими социал-революционерами и социал-демократами представляли собой расхождения внутри марксизма. Если рассматривать эти споры в перспективе дальнейшего развития, то в них нетрудно увидеть предварение отдельных идейно-теоретических разногласий, которым суждено было вызвать отмежевание русских большевиков от меньшевиков.
Более глубокая причина такого рода сходства и параллельности заключалась, говоря словами одной из авторитетных работ о первых польских марксистах, в следующем: «Польша была, пожалуй, первой европейской страной, где последователи марксистской теории столкнулись с трудностями, порожденными противоречием между теоретическим и практическим опытом западноевропейского рабочего движения, и совершенно не подходящими для этого опыта условиями экономически отсталой Восточной Европы. Именно в силу особенностей обстановки в Польше и за ее пределами, то есть условий, порождавшихся внутренним развитием польского общества и новой расстановкой революционных сил в международном масштабе, польская марксистская мысль в конце 70-х годов формировалась в сопоставлении старого и нового опыта, иначе говоря, в сопоставлении достигнутого в старых капиталистических странах Европы и того, что предлагалось или предполагалось в России»[367]
. Несмотря на имеющиеся здесь значительные различия, мы можем утверждать, что обе группы польских марксистов стояли в 80-е годы на общей платформе, которая четко отличала их от всех остальных общественно-политических течений польской мысли. Самой емкой и точной характеристикой этой платформы могло служить само название ежемесячного печатного органа партии «Пролетариат» – «Валька кляс» («Классовая борьба»), который выходил в Женеве с 1884 по 1886 год. Как социал-революционеры, так и социал-демократы упорно отстаивали классовый подход ко всем вопросам и боролись с любыми видами идеологии национальной солидарности, включая новую позитивистскую идеологию «органической работы» и старый революционный патриотизм. Порой они доходили до абсолютизации этой позиции и не делали, например, никакого различия между прогрессивным солидаризмом, требующим от правящих классов отказа от собственных привилегий во имя общего национального дела, и консервативным солидаризмом, взывающим к национальному единству как средству принудить эксплуатируемые классы к отказу от борьбы за социальную справедливость. Подобная ориентация, как нетрудно понять, делала их позицию в национальном вопросе жестко сектантской.3. Проблема познания и неокантианство