Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

В Австрии свой скептицизм по поводу социализации высказали не профсоюзы, а кооперативы[544], и их аргументация еще более обострила расхождения внутри рабочего движения. Усилившиеся христианские профсоюзы остались верными буржуазной собственности; они сразу же принципиально отказались от ее ликвидации и не приняли никаких мер, ведущих к экспроприации[545]

. Если в Австрии удалось с большим трудом избежать раскола партии на правых и левых (столкновения внутри партии тем не менее продолжались)[546], то в Германии это произошло, и образовалось две партии, а составленное ими совместное правительство, «порожденное революцией, попало в зависимость от старых бюрократов, генералов и магнатов капитала»[547]

.

В-третьих, рабочему движению не удалось надолго сохранить своих союзников и тем более приобрести новых. Крестьянство, которое непосредственно после революции поддерживало рабочее движение, быстро возвратилось в лагерь буржуазии, поскольку социал-демократия (которая и до начала войны не могла выдвинуть решение аграрного вопроса) не сумела ничего ему предложить, кроме гарантии временного исключения из процесса социализации[548]. Женщины – по традиции их держали подальше от политики, а по воспитанию они стояли ближе к консервативной буржуазии – не воспользовались своим правом голоса для поддержки социал-демократов, поскольку те не дали им равноправия, а их меры в области труда и социального права не слишком отличались от обещаний либеральной буржуазии, к тому же эти меры представлялись направленными против эмансипации[549]

.

Мелкие собственники ожидали от социал-демократии защиты, чего-то вроде подпорки против всевластия крупного капитала, но вместо этого именно на них свалился основной груз социального законодательства[550], хотя и довольно прогрессивного, но и весьма обременительного, ибо крупные предприятия преодолевали свои трудности просто за счет повышения цен, а возникавшая из этого инфляция била в первую очередь по мелким производителям[551]

. Аналогичным образом интеллигенция, люди свободных профессий (врачи, адвокаты и др.), кто до 1914 года был далек от социализма и даже относился к нему враждебно, сразу после революции стали проявлять к нему благожелательность или хотя бы нейтралитет. Но затем их авторитет в обществе начал падать, так как в материальной сфере приоритет получила сфера производства, из-за чего они понесли материальные потери и вновь превратились во врагов социал-демократии и социализации[552]. Рабочее движение так и не смогло бросить идеологический вызов существующему строю, даже хотя бы в виде проекта социализации.

«Социал-демократия загнала себя в немыслимое положение, – жаловался О. Конрад. – Об осуществлении социализма нечего и думать. Так или иначе, а придется проводить преобразования на капиталистической основе. И выходит, что содействовать этому должна социал-демократия, именно социал-демократия, конечной целью которой является уничтожение капитализма?»[553]

В момент краха буржуазия была парализована вместе с представляющими ее политическими и экономическими организациями. Однако она быстро восстановила свою боеспособность и усилила сопротивление попыткам социализации. Достаточно несколько примеров, чтобы показать, как ловко она себя вела.