Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

Однако V конгресс не вышел за рамки существовавшей марксистской концепции национального вопроса. Рамки заключались в недооценке относительной самостоятельности этого вопроса (исключением в этом смысле были австро-марксисты). Суть подхода к национальному вопросу содержалась в словах Мануильского: «Я думаю, что… мы найдем практические решения, которые помогут нам активизировать национальное движение в разных странах, придав ему революционную форму»[1243]. Этот подход был односторонним, ибо движение становилось орудием борьбы за социалистическую революцию; кроме того, такой подход недооценивал положительное значение, которое имело для угнетенных народов освободительное движение до 1918 года. Ни в резолюции, ни в докладе Мануильского нельзя было отыскать позитивной оценки отношений между чехами и словаками или сербами, хорватами и словенцами и их стремления жить в одном государстве. Решение национального вопроса в Центральной Европе и на Балканах требовало умения мастерски разрубить гордиев узел противоречий (некоторые жгучие национальные проблемы не разрешены и по сей день, другие были «решены» Сталиным в духе Александра Македонского). Если и нельзя утверждать, что Коминтерн видел возможность решения национального вопроса только после социалистической революции, то тенденция к решению задачи именно таким образом была, поскольку иначе (путем преодоления присущих этой проблеме противоречий) решить ее не удалось. Не достигли успеха в этом и другие политические силы. То же следует сказать и о главном лозунге о праве наций на самоопределение вплоть до отделения. Ответ на вопрос, даже если коммунисты предлагали конкретное отделение угнетенных наций от существовавших государств, был также весьма противоречив. С одной стороны, считалось, что полное освобождение наций, права которых ущемлялись, возможно лишь в результате свержения власти капитала. В резолюции утверждалось не только право, но и выражалось конкретное требование хорватов, словенцев и македонцев об отделении от Югославии и создании независимых республик. Точно так же чехословацкой компартии поручалось поддерживать борьбу словаков за независимость, и в то же время отвергался лозунг об автономии Словакии. Равным образом и предложение Бошковича выдвинуть лозунг о федерации для Хорватии, Словении и других областей не нашло отражения в резолюции. Зато было выдвинуто требование о независимости Фракии и Добруджи. Полемизируя с Крейбихом, который напомнил, что для решения национального вопроса в Чехословакии следовало исходить из конкретной исторической обстановки, Мануильский в заключительном выступлении подчеркнул, что в данном случае коммунисты не могут исходить из того, что существующие границы различных государств были установлены в процессе бесконечных войн и насилия. Однако Мануильский утверждал, что коммунисты не выступают за отделение любой ценой: в резолюцию включили положение, осуждавшее обособленность.

Словом, в конкретной разработке национального вопроса на V конгрессе не было особых сдвигов; предполагалось, что будут предприняты другие шаги в этом направлении, но этого в последующее десятилетие не произошло. Высказанные на VI конгрессе пожелания об аналитической разработке вопроса для капиталистических стран[1244] остались без внимания, а в программе ограничились подтверждением самых общих принципов. В последующие годы продолжалось развитие еще более однобокой концепции национального вопроса, который рассматривался как орудие борьбы за социалистическую революцию.

•

Дискуссия о программе (пусть ее рамки были и ограничены) была последней публичной дискуссией в истории III Интернационала. Ее результатом как раз и явилась программа, положительным моментом которой был отказ от сектантских мнений, высказанных во время дебатов. Но эта программа никак не отразилась на дальнейшей деятельности Коминтерна, определявшейся теперь эволюцией большевистской партии, в которой после поражения правобухаринского крыла установилась диктатура сталинской фракции, а немного позднее личная диктатура Сталина. И разработка политики Коминтерна велась теперь так, будто программа и вовсе никогда не принималась.

В результате создалась парадоксальная ситуация: внутренний режим Коммунистического Интернационала, деятельность которого должна была строиться на основе ленинской идеи о том, что не может быть революционной практики без революционной теории, на деле свел к минимуму возможность политических разработок. Почти все, что относится к европейской марксистской мысли 30-х годов (если исключить Грамши, в то время находившегося в тюрьме), исходило от людей, которые были на «периферии» Коминтерна, а то и вовсе вне его рядов.

Сноски