Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск второй

«Эти три статьи составляют одно целое. В них я стремился обрисовать развитие нового высшего типа жизни, как я его понимаю. Статья первая посвящена изменению типа человеческой личности – устранению той узости и неполноты человеческого существа, которые создают неравенство, разнородность и психическое разъединение людей. Статья вторая говорит об изменении типа общественной системы – устранении элементов принуждения из отношений между людьми. Статья третья намечает изменение типа человеческого познания – освобождение от фетишей, ограничивающих и извращающих познавательное творчество»[440].

В выяснении этих вопросов Богданов, по его собственному заявлению, «старался идти по тому пути, который указан Марксом, – искать линии развития „высших“ проявлений человеческой жизни, опираясь на их зависимость от развития основных ее условий»[441].

Целесообразно ознакомиться с первой статьей, которая явно с программным замыслом озаглавлена «Собирание человека» и в числе прочих эпиграфов (один из них взят из Библии, другой – из Маркса) сопровождена словами Ницше: «Человек – мост к сверхчеловеку». Развитие человечества начинается с фазы отсутствия коллективной дифференциации, когда «группа живет как целое» и соответственно мышление имеет «сплошной» характер, не зная пока личности, «я». Богданов критикует идеализацию этого первобытного коллективизма, поскольку «простота и элементарность жизни еще не составляют ее гармонии, потому что гармония – это примирение противоречий, а не простое их отсутствие, объединение разнообразного, а не простое однообразие». Постепенно, по мере расширения опыта, первоначальная однородность группы утрачивается и выявляется разделение на «организатора» групповой жизни и массу «исполнителей». Вся история человечества с этого момента, то есть с момента этого «первого дробления человека», есть история отделения «головы» от «рук» общественного тела. Этот процесс совершается в бесчисленных вариациях, но не затрагивает основы такого «дробления»: «отчетливо или смутно, опыт одного человека признается принципиально неравным опыту другого, зависимость человека от человека становится односторонней, воля активная отделяется от воли пассивной»[442].

«Социология истории» Богданова идет рука об руку с «социологией познания»: первобытному мышлению мир представлялся как «хаос действий

», потому что именно в форме действий являлась человеку его собственная борьба за существование (при этом «действие» выступало в сознании как единый и цельный жизненный акт среди других таких актов). Но с первым разделением группы на «организаторов» и «исполнителей» само «действие» дробится, разлагается на два отдельных момента: активную организаторскую волю и пассивное ее выполнение. «И вся природа, как мир действий, становится такой же двойственной:

во всяком явлении принимается активная воля как определяющее, и пассивная сила как определяемое; это „дух

“ и „тело“»[443]. То же самое происходит с человеком.

За этим элементарным разделением общества с расширением и усложнением опыта следует более сложная фаза – фаза «специализации», которая делит возросший коллективный опыт между индивидами, вследствие чего содержание жизни каждого качественно суживается. Теперь «коллективное целое уже не может сдерживаться и регулироваться одной волею, оно дробится, распадается на независимые группы». Специализация порождает новую структуру «я», которое становится самостоятельным центром интересов и устремлений. «Перед нами уже не то соотносительное „я“ авторитарного мира, которое не может представить себя без исполнительского „ты“; перед нами „я“ абсолютное, „я“ an und für sich (само по себе и само для себя), чуждое сознания своей органической связи с другими „я“ и всем миром»[444]. В борьбе с авторитаризмом этот индивидуализм приобретает позитивное, освободительное значение, хотя и не может окончательно одержать верх над своим противником.