Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск второй

Благодаря новой категории власти экономические законы, разработанные Марксом для объяснения развития капиталистического способа производства, оказываются обойденными. Возникающая проблема есть проблема отрыва власти от условий ее воспроизводства, причем даже пределы власти и обратное воздействие осуществления власти на ее собственные основы (это воздействие было рассмотрено, например, Калецким на известной модели «политически обусловленного экономического цикла»[539]) должны оставаться за рамками анализа. Таким образом, категория возможного тесно связана с категорией власти, между тем как категория необходимого основывается на специфическом понимании экономических закономерностей

[540]. Но тот факт, что в анализе воспроизводства буржуазного господства и его преодоления «власть» может стать ключевой категорией, непосредственно связан также с новой тенденцией буржуазии к обеспечению собственного господства иными средствами, при посредстве политических институтов, в которых организованное рабочее движение обладает возможностями к действию[541]

.

Ранее мы лишь кратко касались понятия закона у Маркса; теперь эти замечания следует дополнить. В противоположность известным детерминистским интерпретациям («теория автоматического краха»[542]) следует сказать, что из констатации того факта, что историю творят действующие субъекты (притом даже, что результаты их действий возникают как бы у них за спиной и, следовательно, не соответствуют полностью их намерениям), вытекает, что необходимость, или закономерность, может интерпретироваться только как тенденция. Таково заключение, к которому приводит внимательный анализ употребления понятия «закон» в «Капитале». Например, по Марксу, существует «закон тенденции нормы прибыли к понижению», причем его формулировка охватывает разные аспекты: во-первых, уравнивающее действие конкуренции обусловливает среднюю норму прибыли; во-вторых, эта последняя имеет тенденцию к понижению, но сила действия этой тенденции зависит от «контрдействий». Контрдействия против основной тенденции могут помешать этому историческому понижению в течение какого-то времени; более того, строго рассуждая, они могут иметь место именно только как контрдействие, реакция на имманентный закон, в соответствии с которым капитал (то есть совокупный капитал) постоянно стремится избежать собственного обесценения (то есть тенденциального падения уровня прибыли) путем попыток достигнуть максимальной доходности (тенденция, выражающаяся в погоне каждого отдельного капитала за максимальной прибылью).

Возможность контрдействий дана, с одной стороны, самой базовой экономической структурой («увеличение степени эксплуатации труда», «обесценение элементов постоянного капитала», «увеличение акционерного капитала»), но, с другой стороны, выступает также и как отражение политической ситуации (что отчетливо появляется при «понижении заработной платы ниже уровня ее стоимости»). В данном очерке мы не ставим перед собой задачи во всех подробностях рассмотреть проблемы, связанные с «законом тенденции нормы прибыли к понижению»[543], однако необходимо сделать некоторые выводы относительно соотношения между закономерностью и возможностью. Итак, основная структура развития капиталистических обществ определяется закономерностями, которые, однако, могут реализоваться только как тенденции, ибо им противостоят контрдействия, порождаемые самими этими законами и, следовательно, не привносимые извне. Помимо того, контрдействия могут выступать как проявления политической власти (как, например, в случае с уровнями заработной платы), что влечет за собой известную институционализацию политических структур, в которых осуществляется власть[544]

.

В этом контексте вырисовывается категория «организованного», «государственного» или «государственно-монополистического» капитализма, пришедшего на смену капитализму «свободной конкуренции». Для марксизма начала века характерно, что почти все теоретики самых различных оттенков пользуются тезисом об «огосударствлении»[545] капитализма. Речь при этом идет не только о новой интерпретации теории Маркса, но и о «новых явлениях» буржуазного обобществления, получивших развитие на протяжении последней четверти XIX века и особенно усилившихся в ходе первой мировой войны[546]. Так складываются формулировки понятий «организованный капитализм» и «государственный капитализм», призванные привести к единому знаменателю изменения, происшедшие в сфере институтов, и отграничить их от привычной ситуации «капитализма свободной конкуренции». Каковы же – зададимся теперь вопросом – те совершившиеся в институциональном и функциональном укладе капитализма преобразования, которые побуждают говорить об «организованном капитализме» или «государственном капитализме»? Для получения ответа на этот вопрос можно обратиться к очерку Юргена Коцки, который в обоснование понятия «организованный капитализм» приводит целый перечень его черт.