Марш Обреченных. Финал

Рейван проверил стоянку на предмет опасности и когда с удовольствием кивнул отряду что привал, отправился вместе с Хальмом и Волчарой на охоту, оставив за старшего Крученя. Мессир в команде являлся особой вне расчета, субъектом лидера экспедиционной группы и плательщиком заказа, Алькир временно был не против, но Рейвану и Хальму дал понять в последствии ситуация может кардинально поменяться и им придется пересмотреть свои взгляды. Но, то потом, а сейчас… старик решил дать отдохнуть всем, марш выбил многих из сил и отдых требовался даже закаленным воинам.

К обеду поднялся пронзительный и нестерпимый ветер. Этот ветер было не с чем сравнить, пробирающий до самих костей. Завывающий и неприятный. Алькир закутался в меха по самую макушку, изредка показывая на мороз носа. Как выживали в такую погоду обитатели столь крутого края, для него, побитого жизнью историка, осталось навсегда тайной и загадкой. Впереди на плоскогорье, где кружила не совсем замерзшая бурлящая и вздорная своим нравом река Сорка, их ждал мимолетный, но долгожданный привал — поселок Вольный. Услыхав впервые сие название мессир Черствый кисло ухмыльнулся: нужно быть совсем полоумным, чтобы поселиться в такой ледяной "бане". Или наоборот законченным безумцем, изгнанником цивилизованного общества. В любом варианте архивариус Черствый поражался, какая нелегкая могла заставить людей поселиться в такой дыре? И это еще мягко сказано.

Гривы лошадей попримерзали, покрылись ледяными корками и каплями, Алькир меховыми перчатками иногда сбивал в снег кристаллы гирлянд. Лошади храпели и выпускали из ноздрей пар. Рейван делал привал в крайних случаях, тогда когда уставали не только кони, но и их седоки. Ветераны Свергилля держались с поражающей стойкостью и выносливостью, Хальм и два солдатика, еще сопливых первогодок — Сэм и Родрик, просто раскисали на глазах, и только неутихающий мороз не позволял им полностью расклеиться на ночных привалах.

Плоскогорье!

Безлюдное и безжизненное место.

Столько снега и льда Алькир не видел за всю свою жизнь, и поклялся больше не увидеть ни за какие деньги и служебный долг. Зима надоела ему и опротивела в первый же день похода. Ныли старые раны. Ломило и крутило тело. Разве такие нагрузки для его старческого "мешка" с костями? После Эльсдара он превратился в корявое, иссыхающее на ходу дерево. Эльсдарская Сеча вымотала его и выжала, как переспевший лимон. Кислая тайфа. Но хуже всего было с нервами. Сдавали нервишки. Как не прискорбно себе говорить, но железных нервов не бывает, а у историка и летописца тем более. Ночные кошмары стали обыденным делом для мессира Черствого, будили по ночам, заставляли вскакивать с лежки в холодном и мерзком поту. Он задыхался в лощинах, под сенью "скрипучих" ель и просто в землянках, там, где отряду удавалось переночевать. Просыпался с ужасом и безысходностью в глазах. С неприступной безвыходностью на лице. С липкого, жаркого пота окачивался в щемяще-морозный коктейль. И следующие пару часов пытался согреться над костром. Хальм помалкивал, ему и самому несладко, его боевой пыл развеялся вместе с первым морозным порывом на бесконечно долгой дороге. Рейван редко, что спрашивал и вел себя как тактичный и опытный командир, скорее всего в нем проснулась старая солдатская закалка. Его ребята, такие же ветераны-добровольцы как он: Кручень, Волчара, Сурок и Рыжик, — вели себя в отряде пристойно и твердо, по-уставному. Нарушений в порядке Алькир в их поведениях не замечал. Тяжелее всего доставалось резервистам, их скрюченные и согбенные фигуры в седлах, кроме жалости и сострадания у Черствого больше ничего не вызывали, но архивариус терпел, терпеливо скрипел от злости на себя зубами и костерил последними словами. Возможно, он ошибся, и прижимать Вижана в кабинете совсем не стоило, а надлежало смириться и бросить затею, так как есть, Алькир не только рисковал своею жизнью, но тянул за собой в неизведанную пропасть и неопытных юнцов. О чем думали его мозги, когда он врывался в апартаменты градоначальника Мейдрина? Лишь о своем достоинстве? Правопорядке? Стоило об этом вспомнить, когда они полезут в логово хобгоблинской твари. О чем запоет интересно тогда его совесть и душа?..

— Рыжик, ты чего?

Полуприглушенный окрик командира отряда Рейвана застал его врасплох. Алькир машинально натянул поводья, его жеребец возмущено зафыркал и замотал башкой. Еще бы, его милость, мессир Черствый имел удовольствие притормозить скакуна на продуваемой ветрами площадке, на легком спуске плоскогорья. Как раз в тот момент, когда до редкой полосы жидкого леса — рукой подать.

Возглас Рейвана остановил весь отряд. Можно было перевести дух, если бы не проклятый ветер. Дуло изрядно. Продувало меховые куртки и подстежки. Мороз кусал за щеки и носы. Полчаса времени и на таком сквозняке можно запросто что-то себе отморозить. Что-то нужное и архиважное для жизни.