Маршал

– Правильно сделал, папа, – поддержала дочь. – Главное – твое здоровье и свобода. Разве не так, Тота?

– Да, конечно, так, – согласился Болотаев.

– В общем, – продолжила дочь, – торговый центр забрали, и, к сожалению, вы ведь квартиру бабушки, оказывается, на себя не оформили, там не прописались?

– Нет, – ответил Тота. – Не успел… А при чём тут это? Я ведь её купил.

– Её, как нашу собственность, конфисковали. Тота, прости. Мы за неё рассчитаемся. Деньгами вернём.

Всё это было очень неожиданно для Болотаева, но он твердо сказал:

– Нет проблем. Ничего не надо. Только я пойду, свои вещи заберу с работы и из квартиры.

– Мы всё забрали… – Дочь указала на упакованные вещи и среди них старый чемодан отца Дады.

От такого поворота событий Тота не только говорить, но даже соображать не мог, а тут ещё одно пожелание:

– Тота, возбуждено уголовное дело. Понятно, что всё надуманно и сфальсифицировано. В общем, проигравших судят, – говорит дочь. – А лишние свидетели ни к чему… Словом, вы не могли бы снова вернуться в свою Чечню. Там вас никто не найдет и искать не будет. Ведь Чечня независима. Отделилась.

Болотаев, не совсем ещё всё понимая, посмотрел на бывшего ректора. Тот опустил голову, а дочь продолжила:

– Мы проиграли. Надо бежать. Кто куда может. Мы – в Израиль. Ты – в Чечню.

– Зачем мне бежать? – очнулся Тота, вновь вопрошающе уставился на бывшего ректора.

Тот прошептал:

– Проиграли… Пока надо чуть отступить.

– Да, надо переждать, – поддержала дочь.

– Долго? – единственное, что смог спросить Тота.

– Хотя бы до Нового года… А там будет видно.

… В том-то и дело, что «там», то есть в перспективе, ничего не было видно. Его, как инородное тело, вытолкнули из Москвы. И в принципе за все эти годы, что он в столице провел, его собственность в два раза возросла. Он приехал сюда с одним чемоданом, а уезжал – с двумя. Правда, второй – это был старый чемодан Иноземцевой. Не смог он его выкинуть. Повез в Грозный. А там, чтобы мать его не увидела, отвез чемодан на старую квартиру, в микрорайон.

Вот так этот старый чемодан, который принадлежал какому-то чеченцу, всё-таки прибыл в Чечню, в Грозный.

* * *

На свободе человек как-то живет, не мучается над ненужными вопросами, а вот в тюрьме в голову лезут такие мысли, столько возникает вопросов, что можно и с ума сойти, и некоторые сходят.

Главный вопрос: кто, когда и зачем эти тюрьмы выдумал?

В древности, на Востоке, преступников, а может, и не преступников, в общем, людей от общества изолировали очень просто – бросали в глубокие ямы – зинданы. И все… Охраняли, чтобы не вылезли. Но не кормили, никак не обслуживали. Еда – только если местные жители что-то в яму кидали. Однако вокруг этих зинданов была такая вонь. Особенно в летнюю жару. Столько инфекций и болезней, что зачастую по просьбе тех же местных жителей с целью профилактики зинданы поджигали…

Эти мысли посетили Болотаева оттого, что он вдруг обнаружил, что и в Сибири, к удивлению, бывает очень жарко и душно, как в последние дни, и как бы инфекцию не подхватить и не заболеть… Правда, это уже конец ХХ века. В тюрьме и охраняют, и гигиену пытаются поддерживать. А вот с едой у Тоты проблем почти нет. Ведь Дада к нему в Сибирь, в Енисейск, приехала и все не уезжает… «И откуда она деньги берёт? – думает Болотаев, а следом каждый раз вспоминает, как он несколько лет назад, в начале 1994 года, чуть было не смалодушничал, мягко говоря.

…Поздней осенью 1993 года прибыл Тота домой, в Грозный. Слякоть, грязь. Тоска. Тоска во всём. Как перед концом света. Все, кто мог, из города уже убежали. Именно убежали, а не уехали или ушли. Это был побег с тонущего корабля. А вот Тота, наоборот, приехал.

Болотаев думал, что раз из города все бежали, то работу он вроде бы должен найти. Не тут-то было. Работать негде, предприятия, организации не функционируют. Республика в блокаде. Газа нет. Связи нет. Электричество с перебоями. В новой квартире, в самом центре, кое-какие признаки урбанизации ещё временами бывают, но в целом фон печальный и новости: то там убили, то ограбили того-то, ночью и даже днём стреляют, взрывают. И что самое страшное и невиданное доселе – людей стали воровать и выкуп требовать. В общем, анархия и только человек с оружием и бородой считается человеком, точнее, господином.

Поначалу, узнав, что Тота приехал навсегда, мать очень обрадовалась, а потом, даже если сын захочет просто выйти на улицу, у матери начинается паника, и она умоляет Тоту уехать.

– Уедем вместе, – говорит сын.

– Нет. У меня здесь театр, сцена, – отвечает мать.

– Какой театр?! – смеется сын. – Какая сцена? И где здесь зрители?

– Нет! – Мать становится в позу. – Я актриса чеченского национального театра. Я заслуженная артистка РСФСР, и если даже я с нашей сцены сбегу, то тут окончательно и бесповоротно восторжествует бескультурье и мракобесие.

– Тогда и я с тобой здесь останусь.

– Нет! – кричит мать. – Мужчинам здесь опасно. Без бороды – опасно.

– Я отращу бороду.

– Не шути… Пожалуйста, уезжай. И мне будет спокойнее.

– А ты? Одна.

– Я не одна. Театр через дорогу.

– Так в вашем театре никого нет.