Марсианка Подкейн. Гражданин Галактики

Торби быстро освоил древнее ремесло. Он узнал, что мужчина, сопровождающий даму, всегда щедр, если обратиться за подаянием к его спутнице; что просить милостыню у женщины, шествующей в одиночестве, – бессмысленное занятие, разве что если она из тех, кто не носит вуаль; что, обращаясь к одинокому мужчине, можно с равной вероятностью получить и пинок, и монету; что космонавты, вступившие на землю, подают щедро. Баслим научил мальчика, что в чаше всегда должно лежать несколько монет, не слишком мелких, но и не самых крупных.

Поначалу маленький, истощенный, покрытый язвами Торби как нельзя лучше подходил для этой работы. Одной его наружности оказывалось вполне достаточно. Увы, вскоре он стал выглядеть куда лучше. Баслим вернул ему прежний вид с помощью грима, нарисовав тени вокруг глаз и провалы на щеках. Маленькая пластиковая нашлепка на ноге выглядела совсем как настоящая язва, омерзительная на вид, и прикрывала давно зажившую рану. Она была смазана подслащенной водой и поэтому привлекала мух, так что податели милостыни, бросая в чашу деньги, сразу отводили глаза.

Скрывать сытое тело тоже было непросто, но за год – за два он сильно подрос и поэтому оставался по-прежнему худым, несмотря на хороший завтрак, добрый ужин и сладкий сон.

Получил Торби и бесценное образование уличного мальчишки. В Джаббалпуре, столице Джаббала и Девяти миров, главной резиденции Великого Саргона, обитали три с лишним тысячи лицензированных нищих, вдвое больше, чем уличных торговцев. Здесь было больше питейных заведений, чем храмов, а храмов больше, чем в любом другом городе Девяти миров. По улицам слонялось бесчисленное множество уличного ворья, татуировщиков, продавцов наркотиков, шлюх, форточников, подпольных менял, карманников, гадалок, грабителей, наемных убийц и мошенников, крупных и мелких. Его жители похвалялись тем, что на проспекте Девяти миров, пройдя не больше одного ли от пилона близ космопорта, человек с деньгами мог купить все, что только существует в разведанной части Вселенной, от звездолета до десяти гран звездной пыли, от подмоченной репутации до тоги сенатора… вместе с сенатором в придачу.

Формально Торби не имел отношения к преступному миру: у него был легальный статус (раб) и узаконенная профессия (нищий). На деле же он вращался в уголовной среде, наблюдая ее изнутри. На социальной лестнице он стоял на самой нижней ступени.

Будучи рабом, Торби научился лгать и воровать так же естественно, как другие дети учатся вести себя в обществе, но при этом гораздо быстрее. Однако он убедился в том, что подобными талантами наделены многие обитатели городских низов. Такие дарования расцветали тут буйным цветом, достигая высших уровней искусства. По мере того как Торби взрослел, осваивал язык и лучше узнавал улицу, Баслим начал отпускать его из дому одного – то с каким-нибудь поручением, то в лавку за провизией, а то и на промысел. Сам старик при этом оставался дома. В итоге Торби «попал в дурную компанию» и «опустился», если, конечно, можно опуститься ниже самых низов.

Однажды он вернулся домой с пустым горшком. Баслим не сказал Торби ни слова, но тот сам пустился в объяснения:

– Слышь, пап, я здорово поработал!

Он достал из набедренной повязки красивый шейный платок и с гордостью его развернул.

Но Баслим не улыбнулся и даже не прикоснулся к платку:

– Где ты это взял?

– Позаимствовал.

– Это ясно. У кого?

– У одной леди. Она такая красотка.

– Дай-ка взглянуть на метку. М-да… похоже, это леди Фаския. Да, она действительно красотка. Однако почему ты не в тюрьме?

– Да ладно, пап! Это было так легко. Меня Зигги научил, он все эти штучки знает, он ловкий! Видел бы ты его в деле!

Баслим задумался. Можно ли привить понятие о нравственности выброшенному на улицу котенку? Старик решил не пускаться в абстрактные этические словоизлияния, чтобы объяснить мальчику, что к чему. Ни детство Торби, ни его нынешнее окружение не позволяли общаться с ним на таком уровне.

– Торби, ты хочешь сменить профессию? Почему? У нас ты платишь комиссионные полиции, взносы в гильдию, делаешь подношения в храме в дни праздников и живешь себе без забот. Разве мы когда-нибудь ходили голодными?

– Нет, пап, но ты взгляни на него! Небось на стеллар потянет!

– Я бы сказал – не меньше двух. Но барыга даст тебе за него два минима, да и то если расщедрится. В чаше ты принес бы больше.

– Ну… я еще научусь как следует… Это куда интереснее, чем нищенствовать. Ты бы посмотрел, как работает Зигги!

– Я видел, как работает Зигги. Он и впрямь мастер.

– Самый лучший!

– И все-таки, по-моему, он работал бы еще лучше, будь у него две руки.

– Ну, может, и так, хотя в деле хватает и одной. Но он учит меня работать и левой, и правой.

– Это хорошо. Вероятно, тебе небесполезно будет узнать, что может настать день, когда и ты недосчитаешься одной руки, как это произошло с Зигги. Ты знаешь, как он потерял руку?

– Как?

– Тебе известно, какое полагается наказание, если тебя поймают?

Торби не ответил, и Баслим продолжал: